Сибирские огни, 1927, № 1
ВИВИАН ИТИН. длинное облако стелющегося дыма. Когда оно рассеялось, пространство, за ключенное в поле моего зрения, напоминало кладбище солнцепоклонников. Мертвых сменили живые, защищенные безобразными масками. И какие-то громадные машины медленно двинулись на них. Солдаты выползали из своих ям. Люди бежали и падали, становясь странно-неподвижными. Вдруг широкий взрыв мгновенно разорвал одну из машин. Куда-то бросились солдаты, с за прокинутыми головами, и лица их, быть может, мне показалось, были черны, как уголь. Они так и застыли в моей памяти, потому что с порывом шторма белое облако, словно погребальный саван, закрыло всю сцену. Внизу клуби лась неровная поверхность легкой влаги; на ее фоне простер крылья прими тивный летательный аппарат. Аэроплан сделал несколько кругов и, как птица, увидевшая добычу, нырнул вниз. Я скоро заметил, что раскрывавшиеся предо мной события не были свя заны обычным течением времени. Отраженные лучи микроскопического све тила каким-то сложным процессом перерабатывались для моего восприятия. Но стоило мне сдвинуть легкий рычаг и в мой глаз проникал уже другой ряд лучей, в мое сознание— другие впечатления, и я не всегда мог определить, какие из них более ранние и какие поздние. Война— или, может быть, не война,— повальная болезнь, алые язвы которой я видел в ограниченных полосах страш ного мира, внезапно просочилась внутрь страны. Те же пятна войск расплылись по планете, отличаясь лишь едва заметными значками и немедленно вступили в борьбу. Только приемы были примитивнее и кровожаднее... Впрочем, все это я видел... Пленники со связанными руками, которых под дикие танцы медлен но топили в реках, пожары, внезапные порывы великодушия и потом еще бо лее глубокий мрак странных противоестественных страстей, какие может на веять лишь болезнь... Кто говорил мне об этом?.. В тропических странах Паона есть чудовищный вид муравьев. Если разрезать экземпляр этой породы на две части, то половинки, челюсти и жало начинают свирепо сражаться друг с дру гом. 1 ак продолжается каждый раз, в течение получаса. Потом обе половинки умирают. Я вспомнил океан, мерное дыхание волн, простое сердце стихий. У меня возникла жажда погрузить сознание в его космическую синь; но на равнине воды, как пятна сыпи, появились сотни больших военных судов. Вдали одиноко погибал брошенный корабль. Об'ятый пламенем и черным дымом он медленно пофужался в пропасть, и обезумевшие, ослепленные люди с разбега бросались в ледяные волны, среди наступающей ночи. Двигались наглые щупальцы прожек торов. И волны, отражая огни пожара, казались фантастической зыбью адских болот, где, как говорит великий поэт, вечно мелькают беспомощные руки отвер женных, простираясь к пустому небу, за несуществующим спасением и ловя только холодный воздух бездны... Я зажег белый свет, испытывая потребность проверить ясность моих восприятий. Все было неизменно. Я приблизил планетку. Было утро. В ореоле ледяных радуг вставало солнце. Под холмом сбились в кучу всадники и пехотинцы, плясавшие, как дервиши, чтобы согреться. О, я знал, какой это мороз, когда вместо одного солнца в небе кружатся пять! В та кое утро я возвращался с берестяным ведерком воды в нашу нору на Паоне и мои пальцы, одетые в мех, стали неподвижными, как ледяные сосульки... Вдруг я заметил, что от кучи солдат отделился совершенно голый человек. Он шел в степь, сжав на фуди руки, с безумным лицом, прямо, не оглядываясь, точно автомат. Солдаты лениво посматривали ему вслед. Потом один из всадников
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2