Сибирские огни, 1927, № 1
когда не кончит «Египетские Ночи». И еще: если бы, вдруг, спустились на на шу планету люди другого мира, превосходящие нас на несколько тысячелетий культуры, твоя медицина, наверное, показалась бы чем-то вроде шаманской магии... Да! Зачем это я?.. Разумеется, гениальность в те времена, как и у нас, самым тесным образом связывалась с наличностью «Ясных Полян». По давляющее большинство художников, литераторов, с первых шагов принуж денных жить на свой случайный заработок, Маркс, не без основания, ставит в один социальный ряд с бродягами, авантюристами, ворами, разорившимися кутилами, отставными солдатами, беглыми каторжниками, шулерами, сводня ми, тряпичниками, точильщиками и т. д.— не припомню всего списка. Эти лю ди богемы или близкие к ней всегда живут, боясь большой работы. Говорят, у Берлиоза была больная жена, когда он задумал прекраснейшую из своих симфоний. И он принудил себя забыть ее, чтобы иметь возможность сочинять вещицы для рынка. Он совершенно забыл ее; это вполне достоверно... Ну, я опять о нашей тюрьме... Институт Сроэ, конечно, очень скоро выродился, в него попали всякие подлизы. Но идея осталась. В первые годы Революции, по сле отмены крупной собственности, мастерство упало. Последующий же рас цвет, несомненно, связан с организацией Ороэ. Члены ее выбирались на с’ез- дах делегатов всех творцов страны... Впоследствии материальная необходи мость института исчезла; но как я говорил, Лоэ-Лэлё, один из древнейших городов, сохранил много пережитков. Рядом с прекраснейшими зданиями там были оставлены такие исторические уроды, которые казались столь же не терпимыми, как заразные животные. Я никогда не мог к этому привыкнуть. Ороэ Лоэ-Лэлё об’единял всех выдающихся людей города. Его гении в прин ципе были всемшущи. Каждая их мысль должна была осуществляться, хотя бы для того потребовалось напряжения всех народных сил. Нечего говорить, понятно, что у избранников Лоэ-Лэлё не могло быть низких и нелепых побуждений. Члены Ороэ почти всегда избирались в молодости, по первым лучам их дарования. Вот отчего сердце мое забилось сильнее от слов Везилета. Я был тогда очень молод. На другой день я получил свои комнаты, на Звездной улице, высоко над морем и розовыми садами. С первых дней я перестал принадлежать себе. Не исчислимые толпы наполняли аудитории, музеи, библиотеки Дворца Мечты. Неисчислимые противоречия отравляли его воздух. Оглушительные фразы, не понятные и сложные доказательства проносились по многоликой душе, слов но вихрь, более могущественный, чем бури Паона. Я видел людей, стонавших от тяжести мысли, я видел их равнодушными, к внешнему над листами книг. Я возвращался томимый смущением. Я забывал о своих мечтах. Легким движением я включал ток в систему приборов, чтобы получить из библиотеки книги Ноллы и Гонгури. Скоро я сам стал писать стихи. Было так хорошо читать, слушать с кем-нибудь музыку, созерцая в глубине экра на театральные представления, или просто смотреть в огромное окн*'» на сияющий город и темное небо... Однажды, высоко над ширью влаги, я ичрал в лучах заходящего солнца с девушками Лоэ-Лэлё. Пылали фосфорические тона океанийских закатов. Мы ловили птиц и отпускали их с разноцветными розами. Это был детский спорт, и мы были веселы, как дети. Вдруг, я увидел незнакомую девушку, ле тевшую мимо. Я догнал ее. Она плыла, закинув руки за голову, смотря в би рюзовое небо, где начинали сиять самые большие звезды. Широкий черный
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2