Сибирские огни, 1927, № 1

но, это было трогательно, к Везилет засмеяжя, чтобы безобиднее меня выпро­ водить. Он сказал, что на Паоне надо одеваться. Ни одна тряпка еще не оскверняла моего тела. Только старые люди носили туники. Везилет напялил на меня шерстяное белье, меховую куртку, шубу, шапку, обувь. Мне каза­ лось, что меня бросили в муравейник, я не мог шевельнуться, как твой кро­ лик, положенный на спину и таким образом загипнотизированный необычай­ ное 1 ыо положения. Старик смеялся. Тогда я прошелся по металлическому по лу, до слез заставляя себя улыбаться, и сказал, что я силен, что я могу носить тяжести и хорошо знаю машины.— «Может быть мы возьмем его?»— Это была Нолла, спутница Везилета. Так странно решилась моя судьба. Вошел Март, сильный человек из колонистов Санона. Кожа его 'была белой, а губы черне­ ли аттавистичееким пушком. Марг больно сжал мускулы моей руки. Я мол­ чал. « I ы должен работать»— сказал он. — «Иначе я тебя выброшу. Идем!». В небе сиял огромный Паон, бог страсти. В безвоздушной среде единственной неожиданной опасностью были ме- геориты, блуждающие обломки миров; но точные приборы Ставанта отмечали их приближение, что давало возможность избежать смертельной встречи с этими своеобразными рифами межпланетных пространств. Март ушел упра­ влять кораблем. Нолла смотрела в нижнее окно. Везилет заперся в своей каю­ те и рассказывал что-то, почти топотом, машинке, записывающей речь. Предо мной вздымался громадный амфитеатр нашей планеты. Сотни раз, с той же высоты, я видел на экране очертания знакомых земель, и все же их чрезмерная реальность казалась фантастичной. Контуры материков и об­ лачные массивы были огромны, краски сияли. Я надолго забылся в экстазе со­ зерцания. «Мир исчезал, но мы летели дальше, И сердце не хотело возвращенья^... Как смутное эхо, вспоминаются стихи Ноллы... Она действительно не вернулась. Я полюбил Ноллу. Bj однообразные часы, среди бесконечной пустыни мира, далеко от ее оазисов, освещенные ослепляющими лучами солнца, неиз­ менно лившимися с одной стороны, тогда как в другие окна были видны лишен­ ные своего ореола разноцветные звезды, я полюбил то сияние мысли, каким Нолла озаряла жизнь. Диск нашего мира сначала прочно казался дном, потом замкнулся в круг, стал чем-то существующим с боку и незаметно опрокинул­ ся в высь зеленоватой луной. Мы говорили, стараясь не двигаться, так как вся­ кий’ легкий толчек перебрасывал наши потерявшие вес тела к противополож­ ной стене. Тогда мы медленно, как рыбы в аквариуме, плыли в воздухе, взве­ шенные, точно жидкое масло в растворе воды и спирта. Нолла смеялась: я был заражен чем-то вроде слабого отголоска патриотизма диких времен. Да, мне казался странным город Лоэ-Лэлё. Я родился в стране, где не бы­ ло ничего лишнего. Точная мысль определяла производство. Коллективное творчество преобладало. Даже художники, очень часто, вместо подписи, ста­ вили знаки своих школ. Лоэ-Лэлё, конечно, был звеном той же цепи. Обра­ зование, материалы для творчества, пища, город, одежда были спаяны одним планом планеты; но то, что не было признано необходимым для жизни и раз­ вития народа, ни в Танабези, ни в других городах не производилось. А в Лоэ- Лэлё до сих под существовали диковинные социальные наросты, люди упо­ треблявшие какое-то курево, вино. Я помню, я увидел у Ноллы алмазный диск с тончайшей резьбой, изображавшей лицо Энергии. Это была страшная чепу­ ха: деньги. Ценность их была, разумеется, условной, потому что наши заводы превращали любые вещества. Единственной мерой могла считаться только по-