Сибирские огни, 1927, № 1

Потом, надоело лежать, он встал, подтянул покороче кандальный ре­ мень, чтобы не звенели кольца, и начал шагать. Постепенно приучился не видеть ни стен, ни сидящего за ,решеткой жандарма, и стало тогда легко ходить и размышлять. На память пришло покушение. Помощник отделался легкой царапиной и разрезом в мундире, потому что нож, сделанный из ручки чайника, со­ гнулся при ударе. — Глупо немного,— усмехнулся Василий,— приятнее было бы иметь хороший кинжал!.. Но, в конце-концов, это не важно, будет живо это ни­ чтожество или нет— не все ли равно? Важен акт и именно там— на живом кладбище... Время шло быстро, роздали кипяток, пролетела поверка. Теперь подступали часы серьезные, когда оставался он сам с собой, без угрозы помехой случайного посещения. Василий поднял подушку, под которой грелся заваренный в кружке чай, и один за одним утопил в нем последние куски сахара. Вытряхнул опустевший мешочек, сложил его пополам и, опустив на матрац, машинально разгладил ладонью. — Кто наследник?..— засмеялся он—-и самому стало жутко от этого смеха. Укоризненно заметил: — Не стоит так говорить... Иные слова иногда становятся твердыми— их можно брать руками... После двух глотков сладкий чай надоел и хлеб перестал казаться вкус­ ным. Засучил тогда до локтя свою руку и е бледной худобе разыскивал го­ лубые веточки вен. Потом сморщился, одернул рукав и опять стал ходить и думать. — А все-таки кто-то боится... вместо меня... Меня взаправду знобит и... это не от простуды! Вдруг стало страшно пропустить время. Ведь здесь, в этом подвале, не слышно чжов, и ну-ка, окажется так поздно, что он и не заметит, как под­ крадется срок... Посмотрел даже на матрац, остановился, и нужно было усилие, чтобы оторваться. — Вздор, я нервничаю!.. Успею. Как хорошо, что он один. Родители умерли давно, еще до первого суда. А сестренка Катя,— для нее он бессрочный каторжанин— милый, но блекну­ щий за завесами времени образ. — А теперь,— говорил он,— только еще продлится эта бессрочность... На много ли будет ей тяжелее? Нет, я один— оттого-то мне так и свободно!.. Ох, как бы тяжело и мучительно было отсюда вернуться опять на ка­ торгу! И не длительные страдания были страшны, которыми встретила бы его эта каторга, а потеря секунд торжества, которые ярким взрывом сверкнули и при покушении, и там, на военном суде, и ждут его здесь. Два года цепей и камня, два издевательских года— вот его плата за скромный праздник, который приготовил он себе. — Глупости,— вырвалось вслух,— что я, оправдываюсь?.. Жандарм затрещал табуреткой, ерзнул и вытянулся. Василий рассмеялся: