Сибирские огни, 1927, № 1
Гов. Молокин не удовлетворился этой победой, он потребовал, чтобы было созвано громадное количество и партийной и беспартийной публики, где бы он громогласно и во всеуслышание поведал о своем необыкновенном, к че му он пришел в результате трехмесячного раздумывания. И это требование также было удовлетворено. И здесь победа была еще ощутительнее. Беспар тийные наши были просто заколдованы и чарующим знаком на лбу товарища Молокина, и его словами, вылетающими, чтобы обжигать и завораживать. На что твердый человек— учитель одной семилетки— бывший марксист, быв ший поп, теперь преподаватель экономики СССР— и тот так был захвачен, что его аппарат сомнений и критики был выхвачен из общей душевной его систе мы. И женщины наши были доведены до такой степени напряжения и внима ния, что многих отпаивали водой, чтоб привести в сознание. Даже весь город от теории товарища Молокина вошел в неизведанную жизнь, погрузился в какие-то глуби и дали духа, он был напоен чем-то таким, которое каждого нашего гражданина отводило от забот будничных и практических и сосредо тачивало на вопросах и личных психических, и ка вопросах мировых эконо мических. Каш город в эти дни как будто бы превратился в клуб высоко раз думывающих личностей и глубоко философствующих граждан. А товарищ Мо локин на последнем всегражданском выступлении в свой доклад ввел еще не сколько красок, опоэтизировавших его доклад и еще больше ударивших во ображение: Если мы будем продолжать старый путь истории, то мьг усилим этим беспощаднейшую нищету и всеобщее развращение. Если мы Россию выклю чим из общей системы капиталистического хозяйства, то вы представьте себе на момент, что будет в лагерях наших врагов. Пролетарии и крестьяне будут в страшнейших тисках, в страшнейшем озлоблении. Они, обворованные, из голодавшиеся, изнасилованные, обнищалые, они восстанут и совершат необык новеннейший и последний акт разоренных, голодных масс над системой тре стированной капиталистической жизни. Все они поднимутся с бомбами и в -один момент взорвут конторы бирж и синдикатов. Они взорвут небоскребы и на развалинах их они приобщатся к новой культуре, к культуре цветущих растений... На что наши торговки жареными семечками и те были по поводу слов товарища Молокина не прочь углубленно поразмыслить. Они сидели у откры тых мешков с семечками, спиной к ним и рассуждали так: — И хочет, вишь ты, этот один все эти семечки забрать от нас и за садить их в землю и хочет, слышь ты, чтобы этих самых семечек было много, как на земле людей. И, давка, я не знаю: то ли он скупать их станет, а той так заберет. И у меня, девка, этих семечек жареных, непригодных на рас саду, запасено два мешка, а захочется, так в деревню с’езжу и еще привезу... Соседка торговки говорила в ответ: — И, говорят, что будет так—соберутся все от малого и до великого, ■и с винтовками и с ружьями пройдут по базару и заберут все наши семечки. И, говорят, и жареные, и сырые, все будут забраны. Так я, девка, мешочка два взяла да и подвесила на самый чердак.. Ведь без запасов, милая, какая у нас торговля? Мешки торговок стояли открытыми и потому мальчишки без подкрады ваний подходили к мешкам и набивали картузы и карманы семечками и бе жали улицами. Ребятишкам что,— они не знают ни соблазнительной теории
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2