Сибирские огни, 1927, № 1

Даже наш редактор Ко-сторомин, обычно хохочущий, когда он входил к кому бы то ни было в комнату, на этот раз во-шрл в зал, схохотнул и вдруг перегнулся назад и, сохраняя воинственное положение, грудью вперед, подсел к столу. Его заместитель— пьяненький, глугю-ватенький и необыкновенный хвастунишка— пробежал по залу длинными ногами, но, увидев, что- на его улыбку пьяненького личика никто не отвечает, свернулся, руки в карманы и затих на стуле. Нужно сказать несколько слов о характере наших заседаний в послед­ нее время. Было время, когда заседания были бурными, сумбурными; было вре­ мя, когда заседания были приятельскими встречами— тут и смех, тут и похло­ пывание по плечу, тут и перебранка, тут, конечно, и .серьезное дело; наши за­ седания теперь отличаются и подбором публики, внешним приличием публи­ ки, благопристойными выражениями и требованием тактической выдержки. Оттого на наших заседаниях повелась осторожность в поведении и в словах и некоторая подготовленность заранее. Многие при начале таких порядков не выдерживали и протестовали, но попривыкли, и теперь им кажется, что ника­ кой тяжести нет от того-, что каждый человек замыкается в себе и что его нужно несколько оберегаться и что- никак нельзя ухватить его за плечи или цапнуть рукой за воротник, или в лицо дернуть матом. Раскрылась дверь кабинета— и с папкой бумаг прошел товарищ Моло­ кин, покачиваясь, приныривая и должно быть о чем-то громадном раздумывая. За ним Давыдов с расчесанной черной бородкой и с глазами, которым известно многое, если не все, и потому они у него так спокойны1. Пробежала Маргарита:— личный секретарь- Молокина— с полдюжиной очиненных карандашей, она всегда застенографировывала доклады товарища Молокина и ей всегда не нравилось выполнять эту работу и сейчас ей также не хотелось выводить стенографические иероглифы, которые ей же потом нуж­ но' переводить на обычные знаки. За серединой стола сидел Гришка, поигрывая золоченными запонками своих серых манжет и брезгливо поворачивался и на людей и на стены-. Зато Килун развернул лист белой бумаги1и расчеркивал: тут вот основные мысли докладчика, тут докладчико-вы доказательства, тут его основные выводы, а тут личные соображения его, Килуна. Заседание открыл Давыдов, суховато бросив: — Заседание вас, товарищ Молокин, слушает. Молокин нисколько- не смутился, только на него- несколько- неприятно подействовали слова заместителя, как будто- бы- опускающие товарища Моло­ кина, в воду и с примирением, и с сожалением. Молокин отвалился на- спинку стула, поморщился и вдруг загорелся. Ли­ цо- брызнуло- светом, и глаза заиграли. Он даже рассмеялся, рассеивая этим чересчур натянутую атмосферу внимания и молчания. Он сказал так: — Вы, дорогие товарищи, может быть поразитесь некоторым местам моей речи, по неожиданности их, но единственно, о- чем я прошу вас, это не удивляться через меру, а -сохранять должное спокойствие.— Тут -он обвел зал глазами, но такими, в которых была не аудитория, а в которых жило, пробе­ гало и трепетало то громадное и значительное, что должно вот-вот излиться из его уст. Итак, то-в. Молокин, необыкновенно- новый, по-новому даже говорящий слова, выступил...