Сибирские огни, 1927, № 1

лбу товарища Молокина тот погибельный знак, который очаровывал и разма­ нивал людей. ^ Конечно, возможно, что и безверие в плакат, а, главное, сознание своей ошибки в определении и в оценке его стало руководить поступками товарища Молокина. Помиримся на этом, хотя возможно допустить, что товарищем Мо- локиным руководила совокупность причин: его черный ноготь, некоторое изо­ лированное положение от дел, впечатление от выражения ответственного1и последнее разочарование в плакате, которому он верил почти целое десяти­ летие... 1у!олокин из того, что он не стал верить в плакат, никаких выводов не делал; возможно, что он не предполагал их, возможно, что он их просто из­ бегал, опасался. 1 оварищ Молокин знал, как опасно по неосторожности шеве­ лить свои убеждения. Вдруг в них окажется что-нибудь такое, на что и не по­ смей опереться. И что тогда делать? Вдруг, скажем, влиятельное лицо предо всеми обнаружит свое ненадежное убеждение, сковыльнется в выводах и эдак махнет с высоты, занимаемой им. Что тогда делать? А зрелище, ей-ей, жалкое и конфузливое. Вот, может быть, это опасение и заставляло товарища Молокина избе­ гать выводов и без них поторопиться выступить предо всем городом и пред всею губернией, несмотря на то, что он еще мог просидеть полгода в своем ка­ бинете, ничуть не роняя своего губернского авторитета. Зато его заместитель сделал соответствующие выводы... Да, Молокин боится делать выводы. Молокин боится и знает, что для не­ го плакат— это революция, продырявился плакат— продырявилась революция, и товарищ Молокин боится договаривать, боится делать выводы и убегает. Но Давыдов знал, что бегство Молокина— безнадежное бегство, что издырявлен­ ный плакат Молокина нагонит его, что сам Молокин будет так же продыря­ влен. Давыдов мог быть спокойным потому, что на его сознание вновь выплы­ ло слово, огромное, как солнце, и как солнце в первый день своего явления жуткое, и оно опять прокатилось по крови и отдалось в сердце. — Ка-тан:тро-фа. Давыдов поставил вопрос и его метало по каким-то граням, пройденным людьми, его бросало с сухих нервных толчков на работу плавного представле­ ния и воображения и не было от этого тревожно, не было страшно: револю­ ция прожгла тоненькую бумажку; и революция прожгла тех, которые стояли за этой тоненькой бумажкой. И никто не виноват в том, что вместе с плакатом прогорают и люди. Всякая революция утверждает могущество, силу, власть масс. Всякая революция губит громадное, серое, сырое стадо одиночек. Рево­ люцию делают массы, и эти массы в революцию торжествуют. Революция—■ катастрофа для одиночек... Что значит гибельное пятно на лбу Молокина? Он поставил вопрос и боится вопроса; с гибелью плаката— гибнет ли революция? Молокин смутно ощущает этот, пугающий его, вопрос и убегает от него. Он постыдно бежит, но никогда не убежит, так как, вместо громадного плаката, над головой Мо­ локина будет неотвратимое, как солнце,— катастрофа. Люди очаровывались светящимся пятнышком на лбу Молокина и оттого приходили в восторг; они очаровывались гибелью, как ощущением того неиз­ бежного, что жутью должно разброситься надо всеми— катастрофа. Давыдов еще раз проверил свое мнение о плакате и задал еще один во­ прос: следует ли предупредить Молокина, предостеречь его?