Сибирские огни, 1927, № 1
нике. Очень высокий человек. При моем маленьком росте мне приходилось смотреть ему в лицо, как на верхушку высокого дерева, закинув назад голову. Он меня удручал своей вышиной и остроумием, часто злым. Ни малейшая, жалкая или смешная черта в человеке или в произведении не ускользала от его острой приметливости. Вздернув плечи, головой где-то очень близко к по толку— особенно в невысоких комнатах ни Потанинской, засунув руки в кар маны, он шагал из угла в угол широченными шагами, тихонько, еле слышно. подсмеивался, отзывался: «Что-ж, ничего, бумага, может быть, стерпит». Или: «Погановато». Одобрял он чрезвычайно редко, но всегда доказательно, веско. Только первобытность моего упоения писательством помогла мне пе ренести все словесные подзатыльники, какими он награждал меня за мои «Че тыре главы». Но зато каждое сдержанно одобрительное замечание о втором рассказе «Правонарушители» я и сейчас вспоминаю, как жалованную грамоту. Литературный материал «Сибирских Огней» лишь в самом начале обсуждался только в редакционной коллегии. Позднее почти весь зачитывался в присут ствии всех желающих придти на заседание коллегии. Иногда еще прочитывал ся на литературных вечерах в «Советской Сибири». Число постоянных посе тителей этих собраний, принимающих живейшее участие в обсуждении, все возрастало. Собирался и обсуждался с таким душевным жаром весь материал для журнала не только литературно-художественный. Получение воспоминаний А. Ширямова «Сихота-Алин» и В. Косарева «Военно-социалистический союз» отмечено было единодушным праздничным настроением у всех сотрудников «Сибирских Огней». В. Косарев, тогда председатель Новониколаевского губ- исполкома, был очень занят, но принес свою работу сам, чтобы посоветовать ся с редакцией об исправлении, работал, исправлял. Тов. Ширямов был недово лен, что мы считаем его «Сихота-Алин» художественным произведением. Пи сание художественных произведений в обстановке насущных строгих дел ему, очевидно, казалось несвоевременным. Один раз только побывал в редакции и смотрель очень хмуро, но Сибгосиздат весь, до технических работников вклю чительно, знал «Сихота-Алин», все оживились при появлении автора. Я и Правдухин жили в редакции, т. е. в Сибгосиздате, и это было для нас огромной радостью, потому что вся наша жизнь тогда сосредоточивалась в журнале. Часто уже в предрассветную пору звонил кто-нибудь из членов ре дакционной коллегии по телефону, когда не удавалось встретиться днем. Бере зовский однажды в три часа ночи позвонил Правдухину только для того, что бы похвалить его статью. Эту изумительную чудесную жизнь на постоянном дежурстве, в целост ном захвате делом, вспоминаю я теперь с тем же щемящим ощущением не возместимой утраты, с какой старики вспоминают юность, изгнанники род ную страну. Теперь жизнь наладилась, вошла в берега, в то же время и услож нилась, обытовела. Той обстановки боевого лагеря в работе уж не может быть. Это уж первобытный период журнальной работы в Республике Советов. Но это сознание не может заставить померкнуть его былой свет, пионерскую радость. Чтобы получить в срок статьи от наиболее занятых партийных работ ников, Правдухин за неделю до срока каждый день ездил к ним и обязательно напоминал о сроке. Наконец, сдали материал в набор. Пришло время получать ночами из типографии корректуру. Наше жилье еще больше стало схоже с походным. Зав. технической частью Калигин, за неимением в Новони- колаевоке квартиры, жил в деревне, в десяти верстах от города, и ежедневно пешком уходил ночевать домой. Когда начали печатать журнал, он уже не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2