Сибирские огни, 1927, № 1
материал № 1 «Сибирских Огней» в типографию. Кое-кто из сибирских писа телей откликнулся. Прислал Глеб Пушкарев рассказ и стихи Лидии Лесной и Пиотровского из Барнаула, В. Берников стихи из Омска, приспел поэт Ив. Ерошин и Ф. Березовский назначил вечер для чтения своего рассказа «Варвара». Мы все, ближайшие сотрудники журнала, в то время ощущали такую большую родственную связь друг с другом, что Басов, я и Правдухин боялись этого вечера чтения «Варвары», как должен бояться только сам автор. Каждый из нас опасался: а вдруг плохо? А если не годится? Как же тогда? Ведь это свой, кровный, Феоктист Березовский, член редакции, читает свое произведение. Читал он в низкой комнате маленького утлого деревянного дома, сотря саемою каждым порывом ветра, в квартире М. М. Басова. Простой чудесный язык, яркий образ сибирячки Варвары, намеченный сразу крепким художе ственным мазком, в памяти сливаются с постукиваниями ставень, с гудением в трубе, с вьюжным воем за стенами, с сугробами, с 'глухой ночной тишиной и темью, которые мы одолевали, расходясь по домам. Оттого сибирская бы вальщина, так хорошо рассказанная Березовским, казалась, ворошилась в каких-то неясных тенях, в глухоте ночной тогдашнего Новониколаевска, вол новала своей живучей силой. Больше всего редакцию беспокоил литературно-художественный отдел. Для него в наличии оказалось меньше всего сил. Рассказа Березовского и кро хотного по размеру произведения «Толпа» Пушкарееа было недостаточно для прозы № 1. Моя повесть еще не была закончена. Я боялась, часто ночами просыпалась с ощущением таким, что то случилось, о чем то нельзя забыть. Да, я-'пишу повесть. Сердце начинало биться быстро, ладони сразу делались потными. Читая «Красную Новь» и помалу доходящие до нас, изредка, книж ки новых писателей, я ощущала их особый темп, делавший их совсем отлич ными от дореволюционной прозы. Но в чем дело, не умела ясно осознать. Ро ман Зазубрина «Два мира» произвел на меня огромное впечатление. В первой части у него много коротких, прямо телеграфных, предложений. Мне показа лось, что в этом его особенная сила. Я и'раньше, в газетных своих упражне ниях, не умела составить большого, распространенного предложения, а теперь решила совсем сократиться. Писала' «Четыре главы» так, чтобы у меня не только автор, но и персонажи повести разговаривали с частыми* точками. Это было дело нелегкое и неблагодарное. В борьбе с лишними словами я часто теряла нить повествования. Но мне казалось, что это я сама нашла свою за мечательную форму, и я ее отстаивала. Повесть не была еще закончена, когда с материалом литературно-художественного отдела захотел ознакомиться са мый матерый, так сказать, самый старший член нашей редакционной коллегии Ем. Ярославский. В редакции нашей, кроме Правдухина и меня, являвшейся доброхотным, никем не призванным явочным соредактором, не числившимся в составе редакторов, все были коммунисты. Но они работали с нами вплот ную, до срочной явки ночью в Сибгосиздат для прочтения нового материала, и занимаемое ими официальное положение, и партийная весомость уже не пугали, как вышка, с которой бдят над пасомыми. Это были товарищи, с кото рыми нас связала «ревность по богу», горячее желание создать в Сибири «тол стый журнал». Мы знали их отношение к художественной литературе. Емел. Ярославский в Сибгосиздате еще ни разу не появлялся. Был он тогда секрета рем Сиббюро Цека Партии, вел большую работу в Сиббюро, и трудно было представить, чтоб наш журнал мог рассчитывать по-настоящему занять его внимание. Я была уверена, что весь наш литературно-художественный отдел он поручит просмотреть кому-нибудь в Агитпропе, и там решат, что все не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2