Сибирские огни, 1927, № 1
Мамаша этой девушки— теперь уже можно назвать и имя этой девуш ки—Лидия— так вот, мамаша Лидии возрадовалась приглашению ее на вечер в губисполком радостью всех своих исчезнувших с земли поколений, и папа ша девушки— старик, заведьгвающий почтово-телеграфной конторой, Обаи- мов, возрадовался приглашению его на вечер также всей радостью гсех своих ушедших с земли предков. Да и все приглашенные считали себя счастливыми не только потому, что их пригласили, а и потому, что губисполком оказал честь всей их родослов ной исторической линии. Наш город, возвышая Давыдова, возвышал его настолько сильно и зна чительно, что это, конечно, чувствовалось всеми «живыми и всеми, которые лежали на кладбищах, припечатанные плитами и крестами, и которых, к глу бокому сожалению наших сограждан, нельзя было пригласить на вечер. Но. представьте себе, если возвышая Давыдова наш город ошибался, то насколь ко эта ошибка могла быть глубокой, оскорбительной, болезненной, роковой. А история наших сограждан, хотя и писана их чувствами, необыкновен но глубокая, даже крепкая. Идет она от какого-то рва, какой-то крепости еще допетровских времен и кончается колючей проволокой гражданской вой ны. Пра-пра-прабабушка девушки в красной кофточке была дочерью какого- то немецкого сапожника, шившего сандалии на ноги русских, еще невелико державных, царей и украденная каким-то воеводою нашла приют в соломен ном шалаше около крепостного вала, а потом в тереме, выстроенном этим же воеводою. Так вот, мамаша Лидии эту историю всегда держит на виду и не без основания причисляет себя к старинной крови П'-тских воевод и свою те перешнюю фамилию Обаимовых, берущих начало1 от какого-то чиновника, всячески порицает. Да и Лидия, по своему сложению, по виду своему и по ее спокойствию, неторопливой манере говорить и ходить, по ее практической трезвости вполне достойна крови русских древних воевод. Мамаша Лидии— мадам Обаимова, как ее называли, с сознанием торже ства всей своей крови заявилась на второй губисполкомовский вечер. IV. Килун и на этот раз проявил свою организаторскую способность. Это он откуда-то достал громаднейший самовар, это по его записке принесли чай ные приборы, разливные низенькие чашечки для женской половины и стаканы с серебряными подстаканниками— для мужской половины, это он украсил лю стру разноцветными ленточками, он же развесил по стенам «художествен ные» картины. Одна изображала девушку, у которой одна нога в воде, другая в крокодильей пасти. Килун об’яснял гостям, что перед женщиною в жизни две дороги: или вступить в воду, т.-е., по его>мнению, в жизнь и не в простую, а в общественную и, еще точнее, в советско-общественную, или женщине предстоит вступить на путь личных удовлетворений, кои, по словам Килуна, подобны крокодилу, стремящемуся проглотить женщину. И вечер опять был необыкновенный. С одного' конца громадного стола сидела публика частная— отец Лидии— Обаимов, ее мамаша, рядом с ними отец и мать Гришки Чичерова, рядом с этими— местный проворный торговец, конкурирующий с кооперацией, купец Белоногов с женою, очень широкою, но короткою, инженер-специалист по печному делу городских бань с женою, необычайно длинною, сухою и злою, и еще сидело пять семей, бывших вла
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2