Сибирские огни, 1927, № 1
Столичные журналы печатают его регулярно. Сибирь он любит больше России, хотя сам из «рассейских», земляк Сергея Есенина. Он курносоват, го лубоглаз, ростом не велик, но большелоб. Фамилия его-— Ерошин. Слипшиеся страницы. Как трудно перелистывать страницы журнала. Они кажутся слипшимися. Кровь густо пропитала весь художественный отдел. В пятнадцати-двадцати вещах, печатающихся каждый год, мы найдем заживо сожженных, зарубленных топорами, шашками, утопленных в прору би, убитых прикладами, застреленных из револьверов, убитых из винтовок в спину, заколотых штыками, погибших от самосуда, повешенных, изнасилован ных и зараженных сифилисом, подвергшихся истязаниям, поркам, умирающих от голода, сыпняка и т. д. На войне, как на войне. Тематически до последнего времени на первом месте у сибирского пи сателя стояла гражданская война, на втором—соды голода и военного комму низма. К темам послевоенным писатель повернул только в 1926 году. Были в журнале ребятишки, деревенские коммунисты, красногвардейцы Сейфудлиной, заводские люди Караваевой, питерские рабочие Изонги, пар тизаны и коммунисты Гольдберга и Уткина, совработники и летчики Итина, крестьяне и красноармейцы Пушкарева, Коптелова, Урманова, «золотые го-^ ловы»— подпольщики .Шугаева, охотники и приискатели Кравкова, Мартынова и Скуратова и т. д. Но в большинстве случаев и новые люди проходят перед читателем на фоне боев, пожаров и голода. Конечно, время обязывало и навязывало темы, давало фабулу, мясо ко торой часто оказывалось в прямом смысле человеческим мясом. Но виноват и писатель. Его повести и рассказы за это время прямо какие-то записные книжки охотников за черепами. Действительно, не литература, а литпушни- на, при том плохо, торопливо снятая и посаженная (Эти упреки в полной ме ре могут быть брошены и автору настоящего фельетона). Плохо же загото вленная пушнина или правится, пересаживается на складах или с громадной уценкой идет на местный рынок. Если мы выделим «партию» экспортной «пушнины»— вещи Сейфуллиной, Итина, Гольдберга и др., то у нас останется порядочное количество «брака» Судьба этого «брака» и его поставщиков может оказаться-весьма плачевной. Записные книжки «охотников за черепами» могут быть перечитаны и ис пользованы настоящими мастерами. Мастер, перебрав нашу плохо «посажен ную» литпушнину, размочит ее, пересадит (на костяк своего сюже та), выделает, перекрасит и сошьет себе шубу (роман). И никто не узнает имен безвестных поставщиков сырья. Критики будут правы, если станут гово рить только о мастере. Мы слабы технически. Об этом надо говорить. Мы очень надеемся на свои богатства (пушные, золотые и т. п.) и в результате наш писатель раскла дывает по полочкам (по главам) необделанные самородки золота, сырые шкур ки соболя. В беспорядке сваленные самородки и соболя еще не литература— это просто куча сырья, из которой волен брать каждый. Для примера можно указать на таких писателей, как Гольдберг, Итин и Коптелов. Первые двое формально высоки, последний низок. Но скажут, что малозначимое содержание на спасет никакая форма. Предпбложим (только предположим), что Гольдберг и Итин делают свои вещи из меди. Но они делают свои вещи. Коптелов же пока только поднимает
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2