Сибирские огни, 1927, № 1

окраска и пышность зависят от состава лесов. Но до сих пор неизвестна точно, где щенится соболиная маточка— в дуплах деревьев, или в наземных гнездах в гольцах. Орочены говорят, что соболиная самка выбирает себе сам­ ца из десятка жаждущих любви и преследующих ее. Нынче весной Сосновка отправила в столицу 12 живых соболей для-пи­ томника, открытого Севзапгосторгом. . • Самогиры. 19 сентября утром пароход бросил якорь в Томпах,—в северо-восточ­ ном углу Байкала, против устья речки Томпьг. На низменной полосе песчаного берега горбится коричневая избушка с хвостом кладовых и сарая. Это «белый дом» тунгусов, племени Самагир или Шамагир. Тут же, на этой болотистой и песчаной косе, в редеющем мареве туманного утра возникают конусы юрт самагирцев, как гигантские муравей­ ники. Их всего 24 домохозяина— самагирцев, 30 бойцов, около 100 едоков. При чем, кровных самогирцев всего лишь 7 чел., остальные— выходцы из ро­ дов соседних тунгусских племен. Многочисленное когда-то племя Самагир по­ гибло от сыпняка зимой 19-20 года. В 1897 году их было 65 душ. Земли умер­ ших родовичей отошли в ведение соболиного питомника Сосновки, который образовал из них эксплоатационный участок. Каждую осень сюда приез­ жают «арендаторы»— крестьяне баргузинского района. А самагирцам оста­ лось две речки— Томпа и Шырильда. Тунгусы хлопочут, чтобы им прирезали • еще земли— из их старой земли. Но им не прирежут. Начинаются тунгусы, а с ними—соболь, беличьи хвосты и— «ажиотаж», «не имеющий в виду личной материальной корысти», но от этого ничуть не менее вредный, чем ажиотаж корыстный. Мы стоим на якоре. Море заштилело. Байкал под солнцем синее, чем небо. Машинное масло за бортом переливается яшмой; в ее расплавленной радуге пляшет солнце. Утренняя свежесть— как густое вино. Сердце тяжелеет осенней нежностью. — А вы знаете, товарищ, во что обходится нам агентура? На мое плечо легла тяжелая рука старого байкальского волка. Он вос­ принимает природу, как систему купли-продажи, а пейзаж для него— только процент чистой прибыли. — 30 проц. накладных расходов,— ответил волк сам себе, назидая меня и чуть-чуть тщеславясь эмоциями государственного масштаба. Разговор происходит месяца за 4 до «режима экономии». Волк взял меня снисходительно' за пуговицу и пояснил: — В одном Ангарске 15 служащих. Товару заброшено на 80 тыс. Пуш­ нины в урожайный сезон можно собрать на 20-25 тыс. А, кстати,— вы не знаете, почем белка за границей? Очевидно, это процентное отчисление за деловую справку. Очень хо­ рошо. Я, кстати, слышал, что- на американских аукционах забайкальская бел­ ка прошла по полтора доллара. Волк бросил пуговицу на произвол стихии и погрузился в раздумье. Он перегонял курс доллара на червонцы. Лицо его вы­ ражало мировую тоску. Аукционы всех стран проносились в его мозгу, ше­ лестя роскошной бумагой дензнаков, которые не падают. Меня всегда удивляла поразительная осведомленность таежных дельцов. За сотни верст от почты и телеграфа они умудряются знать как раз к сроку то самое, что нужно. Вам задают совершенно посторонний вопрос, затем не-