Сибирские огни, 1927, № 1
Здесь выгоднее не сеять хлеб, в виду наличия более доходных статей. Но предприимчивый великоросс (прибайкальцы в главной своей массе выходцы северных губерний метрополии) берется за все. В общем обороте его хозяй ственных забот, помимо рыбалок, летом и осенью не малую роль играет ско товодство, нерповый промысел, соболь, белка, зимний лов рыбы, сбор орехов, ягоды. Поэтому здешний житель* не в пример, скажем, забайкальскому труже нику, имеет вид самоуверенный, основательный. Он живет в три раза лучше. Даже физический облик его отличен. Высокая грудь, открытое лицо, хищный, рукастый, веселый и дерзкий,— таким, очевидно, должен быть человек, с ма лых лет сдружившийся с морем. Байкал кормит и воспитывает. Сейчас со мной едут кооператоры, члены рыболовецких обществ. Если бы не скромные тужурки, характерная одежда рыбаков, по разговору их мо лено бы принять за агентов крупных торговых организаций. Они великолепно разбираются в условиях современной купли-продажи, трогательно мешая со циализм со спекуляцией. Качество продукции, условия кредита, накладные расходы, конкуренция госкупцов,— насчет всего1они имеют свой взгляд и суждение. Председатель кооператива, который работает 5 лет и до сих пор не имеет начального баланса, вызывает кучу веселых насмешек. — Мильон больше, мильон меньше— мирового значения не имеет,— успокаивает беззаботного кооператора сосед по койке. Едут русские, евреи, буряты, метисы и один китаец. Русскому всех луч ше— еврея он боится, над бурятом подсмеивается, китайца жалеет. — Еврей теперь стал сильнее, чем был до революции,— говорит барту- зинский метис, в крови которого черный пигмент тунгуса одержал победу над русоволосым и широкоскулым финоподобных архангельцем. Таков закон из менчивости: у мышей серая окраска доминирует над черной, у лошадей— гне дая над вороной, но альбинизм всегда рецессивен, при чем у людей так же, как и у кур, по закону преобладания, открытому в числе прочих патером Менде лем, помесь белого и черного оставляет победу за черным. — Теперь русский сравнялся со старым еврейским житьем,— говорит метис, хитроумно ворочая раскосыми глазами.— А бурят только еще дости гает прежнего русского. Бурят на революции выиграл больше всех: он ничего не делал и все получил. Эта философия истории возбуждает сдержанное ржание слушателей. Над бурятской автономией подсмеиваются, великодушно прощая ее дефицит ность; с бурятом вежливы— пока он сидит тут же, а за спиной талантливый метис имитирует выговор и наивную амбицию добродушного автономна. «Наше хошунно-аймачное управление, да-а-а! Наши молодые ребята хомм.унисты, да-а-а! Наше беременное правитель стве, да-а-а! Через 9 месяцев разрешит все вопросы, да-а-а!». Но, как видно, все эти «хики» и <Лйки» (хошунный, аймачный испол комы) уже вошли в быт, и мужичек, занятый своими омулями, мало озабочен вопросами национальной независимости. Бурят в этом отношении более со знателен. Байкал велик, в его водах можно утопить Бельгию, а по об’ему это «озеро»* равно 23 Аральским морям. Но населения по Байкалу не много.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2