Сибирские огни, 1927, № 1

Северная Даурия. (Путевые заметки). Е. Титов. На крайний север Байкала. Колесный пароход № 221, бавший «Лейтенант Малыгин», а теперь «Лейтенант Шмидт», отправился в кругобайкальский рейс в ночь с 13 на 14 сентября. Мы буксуем баржу с мукой, мануфактурой и «тяжеловесом». Баржа да­ ет осадку на 12 четвертей, в ней не менее 14 тысяч пудов груза. Идем верст по 10 в час, всего пути 1.000 километров. Присчитайте сюда же 5-6 остановок, «отстой» на погоду, и у вас получится хорошая неделя осен­ него неспокойного путешествия по этому озеру-морю, которое рычит в своих горах, как медведь в берлоге, укладываясь на зимовку. «Погоды» еще не было, вторые сутки идем по «барашкам». В зубы дует «верховичек», северо восточный ветер, пропитанный запахами вечных «голь­ цов», омулевых рыбалок и первых заморозков. На Байкале все совершается под знаком омуля. У жителей ново-каменного века байкальского побережья каменные изо­ бражения рыб были предметом культа. Старые байкальские омулятники, славные горлохваты прошлого века, разбогатевши на омулях, строили храмы. И вонь рыбьих потрохов мешалась с запахом росного ладана и получалось очень хорошо: бог на небе—рыбодел на земле, а все остальное можно было нанять, продать, разорить. Прибайкальский мужичек имеет в году три урожая: он снимает два хода омулей и жнет своим чередом посеянный хлеб. Хлебосеяние по Байкалу является этнографическим пережитком, как у нас пуговки на рукавах сюртука: когда-то они были необходимы эти пуговки при верховой езде, чтобы не застегивать пышные борты обшлагов. Мы верхом теперь не ездим, обшлага наших рукавов не пышные, а сюртук без «пуговок» на том месте, где они совсем не нужны, носить «не принято». На Байкале хлеб родится туго. Согласно Шостаковичу, этот удивитель­ ный пресноводный водоем, значительно умеряя годовые колебания температу­ ры своего побережья, как раз для периода вегетации (с мая до сентября), дает низкую температуру. На Байкале только зимой теплее, чем за 100 верст от него.