Сибирские огни, 1927, № 1

ценными усиками; в широких шароварах и в широкой русской рубахе сидел гармонист. Из другого зала духовой оркестр взмахивал волнами разлетающихся звуков, и в лицо людей ударяла краска, и глаза прытко и бойко скользили по другим глазам. Второй зал сверкал громадною люстрой, и с боков стен смеялись брон­ зовые амуры, облепленные маленькими поясками, маленьких чуть-чуть замет­ ных разноцветных электрических лампочек и еще далее, при входе в буфет, стояли две статуи оголенных женщин. Давыдов обратил на себя все взгляды первого зала, но, пройдя по нему круг и на улыбки людей отвечая улыбкою, прошел во второй зал, где свет был еще ярче, шум еще сильнее, где были амуры и где статуи, и где люди из. зала ■могли вступить прямо в буфет. Он во втором зале, небрежно бросив левую руку на стык пол пиджака, прошел круг, медленно и твердо ступая, и, не рас сматривая, видел всех, видел, как все, чуть наклонив головы, говорили о нем Во втором зале не так было тесно, как в первом, и публика подобра лась: пиджак ли—он вычищен, брюки ли— они разглажены, волосы ли—они причесаны, а лысины старательно прикрыты, так что'естество человеческое во втором зале было задрапировано в некоторую искусственность, что для глаз постороннего было даже отрадно. Женщины во втором зале были и осанистее и опять-таки со сноровкою свои телесные из’яны и ущербы прикрыть чем-либо приличным для глаз. Давыдов, под звуки духового оркестра, совершив по залу два круговра­ щения, без оторопи направился в буфет, и, когда его уже не было, мужчины и дамы второго зала открыто поражались его выдержанностью и приходили в восторг от его бороды. Многие, припоминая свое недавнее злобствование, сейчас распинали себя, а многие дамы поставили в обязагэ ъство своим мужьям, чтобы и у них, не позже как через два дня, была такая же смоли­ стая, курчавая борода, от виска к виску, как и у Давыдова. Многие мужчины, схватив себя за голые подбородки и скулы, давали перед всеми обет не стричь своих волос, не брить своих бород. Распорядительница вечера перед Давыдовым наклонила голову и улыба­ лась тихою, задумчивою улыбкою, льющейся на брошь с маленьким светлым камешком. Она Давыдова взяла под руку и, все рассуждая и все улыбаясь, прошла с ним по буфету, она пригласила его распить с нею что-нибудь, но он напомнил ей об ее распорядительских обязанностях, и она, усмехнувшись, но уже куда-то повыше камешка своей брошки, согласилась с ним. Давыдов не сел за столик в буфете, а прошел еще далее— в салон для избранной публики. Варвара Юрьевна, победоносно оглянув всех, встала за стойку буфета, и улыбка ее тихая во весь вечер лилась, но уже не на брошь с холодными, светленькими камешками, а лилась ее улыбка на людей. Была музыка, танцы, конфетти, была декламация, кабарэ, пиво, вино, виноград, женщины, было тепло и был свет. Давыдов ходил, садился, встречался с людьми знакомыми— с Молокиным, Гришкою, Килуном, с газетчиками, с людьми из губКК, с людьми из коопе­ рации, с людьми из синдикатов, и все они непременно заговаривали о его бо­ роде, а заведывающий губздравом даже нашел, что борода гигиенична для лица. .