Сибирские огни, 1927, № 1
«И до сих пор еще порой я вижу во сне эту темную реку, и смутные отражения редких звезд, и эти торы, похожие в темноте на тучи, и нашу ло дочку, покачиваемую невидимой волной великой сибирской реки... И на меня веет от этих воспоминаний глубокою, неизобразимую словами, печалью. Отку да она— я сказать не могу. Отголоск ли невозвратного прошлого, смутное мер цание пройденного уже пути жизни. Или это определенная человеческая грусть этих станочников, обреченных караулить на диких берегах полосатые казенные столбы и холодные камни...». Таким образом, не формула Островского, но формула Микеши является лейт-мотивом в его восприятиях Сибири. Следует добавить, что эти слова о полосатых столбах и холодных камнях не выдуманы Короленко; это замеча тельное определение сущности приленского бытия было, действительно, услы шано однажды автором от одного из ямщиков на Лене. Об этом он опреде ленно свидетельствует в своих «Воспоминаниях о' Чернышевском». Но в этой, случайно-оброненной фразе Короленко, со свойственным ему уменьем «рас крывать смысл явлений», уловил ее глубокий символический смысл, и сделал ее центральным моментом своих рассказов о Сибири. «В этой фразе», чи таем мы в «Воспоминаниях о Чернышевском», «излилась вся горькая жизнь русского мужика, потерявшего смысл существования. «Столбы для дому бей в камень, паши камень и камень кушай... и слеза наша на камень этот па дет»— говорил другой». I V . В приведенных выше, подлинных словах ленского станочника, — ключ к пониманию поэтики сибирской! темы у Короленко. И вместе с этим они являют ся, как бы мостом, который переводит из одного плана построения в другой из плана психологического— в план социальный. Н. Шаховская очень удач но вскрывает одну из существеннейших сторон творческого метода нашего писателя. Для Короленко, по замечанию исследовательницы, важно не вое произведение отдельных проявлений человеческой личности,— но он стре мится уловить и схватить «все нити, которыми личность связывается с окру жающими условиями и обстановкой»1). Этот метод особенно отчетлив в композиции сибирских рассказов. Более, чем где-либо, в них ясно ощущается стремление автора обнажить со циальные корни и социальную обстановку того или иного существования. Ленских станочников он вдвигает в контрастный мир хищного золотоиска- тельства, прийскового разгула и административного гнета. Он вскрывает да лекое прошлое этих станков, останавливается на их экономическом быте, — и его очерки, особенно, «Государевы Ямщики» и «Феодалы», являются в этом отношении как бы художественной энциклопедией жизни и быта станочни ков. Правда, она не вся выдержана в художественном плане и, пользуясь выра жением самого В. Г., признать, что «многое из того, что нужно было сказать образами, сказано формулами»2). Он рассказывает, как «когда-то давно по реке проехали землемеры и чиновники, высматривая из лодки места, годные для поселения, и по глазо меру определяя расстояние. Потом из разных мест России и Сибири пригна ли мужиков и поселили на голых камнях. Мужики, завербованные волшеб Ч Н. Шаховская. В. Г. Короленко. Критико-библиографический очерк. М. 1912; стр. 153. 2) Письма В. Г. Короленко. Изд. Пушкинского Дома Ак. Наук. JI. 1922; стр. 133-134.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2