Сибирские огни, 1927, № 1

особенно внятно. Природа порой удивительно вторит настроению человека, и нам с Ромасем казалось, что теперь она ясно говорила о нашей вине»... Свои воззрения на характер и значение образов природы в художе­ ственном творчестве Короленко отчетливо высказал в статье, посвященной одному из самых крайних представителей импрессионистической манеры,— Леониду Андрееву. «Многие художники»,— говорит Короленко,— «описывают природу терминами человеческих ощущений: буря стонет, плачет, злится*, печалится, грустит. Это и неизбежно и правдиво. Под условными выражения­ ми вы чувствуете связь, извечную, неразрывную, скажем, даже, таинственную, между природой и душой человека, которая, ведь тоже есть явление природы и потому тесно связана с нею миллионами своих живых ощущений. Но в этих художественных описаниях современных нам людей уже дав­ но исчезла фетишистская концепция мира, сознательно или бессознательно превращаясь в пантеистическую для современного человека— ночь все-таки есть лишь та же природа, т.-е. тот же простор полей, та же даль, то же небо, те же леса и реки, только прикрытые пологом тьмы и обвеянные ощущением неуверенности в чем-то, догадки о чем-то, печали, которые тьма навевает на человеческую душу. И это та степень художественной (курс, автора) правды, которую ис­ кусство' проводит посредством образов в нашу жизнь, вечно ищущую позна­ ния на смену старым напластованиям давно отживших мировоззрений1). Это рассуждение— по поводу описания ночи в «Василии Фивейском» Л. Андреева. Л. Андреев описывает ночь, как какое-то бесноватое чудовище. Она ощупывает мертвыми руками стены, дышит холодом, поскрипывает зу­ бами, кувыркается в поле, обнимает закоченевшую землю. Она злобно! виз­ жит, воет голодным тоскливым воем, она, наконец, обманывает: «у нее не было детей (курсив К.), она сожрала их и схоронила»... Здесь как раз налицо та фетишистская концепция, о которой говорит Короленко, и которая нарушает те требования художественной правды, ко­ торые он ставит. У Л. Андреева «образ ночи оторван от реальной природы». Это, «не та же природа, задернутая тьмой, не ночной ветер, не холодная мя- тель, не смесь этих явлений, рождающая общее ощущение, но, какое-то* от­ дельное существо, не слившееся с природой, но только' живущее в ее обста­ новке своей особой жизнью2). В этих суждениях о творчестве Л. Андреева Короленко четко опреде­ ляет и свое место в ряду художников-пейзажистов, Короленке чуждо то по­ нимание, при котором тот или иной образ природы отрывается от самой при­ роды: анимизация для него*— только один из художественных приемов, с по­ мощью которого он стремится схватить и почувствовать всю природу, вклю­ чая сюда и человека. В центре внимания для него именно* та «извечная, неразрывная, даже таинственная связь», между природой и душой человека», о которой он пи­ шет в статье о Леониде Андрееве. Явления природы отражают духовные про­ цессы человеческой личности— в свою очередь сама личность формируется под непосредственным воздействием этих процессов природы. Таким обра­ зом, это, казалось бы, метафизическое установление таинственной связи ме­ жду природой и душой человека у Короленко обращается в тезис, под кото­ рым подпишется любой позитивист-мыслитель. ! ) П. с. с. т. V. стр. 372 (изд. Маркса). sj Ibid., 372-373 .