Сибирские огни, 1927, № 1

как созвучное переживание. По замечанию одного из критиков, пейзаж До* стоевского «всегда связан со скорбным сознанием автора». Иную традицию и иную точку зрения устанавливает Л. Толстой. В сво­ ем дневнике юноша Толстой записывает: «Говорят, что, смотря на красивую природу, приходят мысли о боге, о- его величии, о ничтожности человека и т. д. Влюбленные видят в воде образ влюбленной, другие говорят, что горы, казалось, говорили то-то и то-то, деревья звали туда-то. Как может придти в голову такая нелепость». Эти принципы поэтики Толстого были отчетливо вскрыты Б. М. Эхен баумом в его сравнительно недавней работе о молодом Толстом. «У Толсто­ го»,— пишет исследователь,— «описания природы перестают быть аккомпани- ментом душевной жизни. Они не окутаны никакой дымкой настроения». Его задачей является «вернуть переживанию первоначальную непосредственность. Нужно описать дерево, именно, как де-рево, как факт природы». По формуле дневника нужно- «перелить в другого свой взгляд при виде природы». Так уста­ навливается «целостно-стихийное переживание природы» в противовес эмо циональному пейзажу Тургенева*). Новая русская литература должна была пойти по тому или иному пути. По пути Толстовской поэтики пошел определенно Чехов. Он совершенно от­ ходит от Тургенева. Он иронизирует над теми, кто любит «размазывать при роду». Он отказывается от Тургеневских пейзажей— «нужно что-то дру гое»,— пишет он по этому поводу. В сдержанных и скупых пейзажах Чехова, в сущности, воплощается Толстовское требование «целостного и стихийного переживания природы»,— но, в отличие от Толстого— в духе нового эстети­ ческого сознания, эта стихийность находит выражение у Чехова в импрес­ сионистическом способе передачи. Наиболее яркий пример такого пережи вания природы— «Степь». Этот импрессионистический метод рисунка подчинил себе отчасти и Короленко. В целом ряде произведений мы находим типичнейшие пейзажи в духе этой манеры. Так, мы встречаем «сонную степь, переживающую сны прошлого», «бледную степь», которая «сонно грезит туманными призрака­ ми» и пр. Аналогичные примеры в большом количестве подобраны Ф . Н. Ба­ тюшковым. Но было бы ошибочно видеть в этой импрессионистической ани мизации природы основную черту творчества Короленко, как это делает критик. Поэтика Короленко примыкает к Тургеневской традиции, подобно то­ му, как поэтика Чехова к Толстовской. «Человеческое переживание ищет себе резонатора в природе»,— пишет Короленко в одной из своих критиче­ ских статей. И эта формула, которую бросил однажды Короленко-критик, находит себе полное подтверждение и в творчестве Короленко-художника. В последней части «Истории моего современника» он вспоминает одно из са­ мых жутких и тяжелых событий своей сибирской ссылки: самоубийство то­ варища, некоего Павлова. Накануне он просил приехать к нему Короленко и его товарищей. По целому ряду причин, они не смогли этого сделать. В ту же ночь Павлов покончил с собой— и вот сознание своей, хотя и косвенной, но все же вины, теперь угнетало автора и его друзей. Вместе с врачем они едут на вскрытие тела покойного товарища. «День был чисто весенний,— вспоми­ нает Короленко,— полный какого-то особенного оживления: по небу неслись яркие облака, тайга шумела под налетом весеннего ветра глухо, но как-то *) Необходимо сделать оговорку: говоря так, мы имеем в виду, конечно, только основные направления поэтики Толстого и ее основные тенденции.