Сибирские огни, 1927, № 1

теллигентные люди, читающие, пищущие стихи й рисующие картины, в зна­ чительной степени, романтики «пустынных мест и нетронутой природы»*). Старый хохол обратил его внимание на другую сторону явления, вскрыл другую точку зрения. «Нетронутая природа» явилась художнику под другим углом зрения, когда он почувствовал рядом с ней человека. Этот «противоположный взгляд» на природу еще отчетливее выступает в «Государевых ямщиках». Короленко воспроизводит один из самых вели­ чественных и прекрасных ленских пейзажей... «через несколько минут весь горный берег выступил перед нами в поражающем величии. Огромные ба­ зальтовые скалы стояли у самой воды, возвышались вершинами вровень с хребтом... Столбы, арки, крепостные стены с зубцами, башни, мосты, пеще­ ры, фасады причудливых зданий, разбросанных по гигантскому склону,— все это, опушенное по выступам белыми каймами снега, облитое лучами заходя­ щего солнца, полное покоя, величия и невообразимой первобытной красоты...». У Короленко, впрочем, есть произведение, где сибирский северный пей­ заж передан в1этих романтических тонах. Это— «Сон Макара». В нем все впечатления от природы сливаются в одну общую, восторженную картину, в которой теряется подлинное ощущение ее неповторимого своеобразия. Но это произведение построено в другом плане. Как отметил еще Ф. Н. Ба­ тюшков, в нем «для описания природы Короленко пользуется мифотворче­ скими способностями дикаря» ( «История русской литературы X IX века», под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского. Вып. 24; стр. 189). Ничего прекраснее этого зрелища я не видел никогда в своей жизни». Но рядом стоял другой созерцатель— постоянный обитатель этих вели­ чественных скал, станочник Фрол. «Камнями этими поманили отцов наших», сказал он, «и в лице его я прочел почти ненависть». В другом аспекте, но ту же «противоположную» точку зрения выра­ жает юноша-мечтатель, станочник Микеша. В ответ на восхищение автора он с глубоким убеждением заявляет на своем «наивно-изломанном наречии средней Лены»: «Нет.— Белом свете хорошо. За горами хорошо... А мы тут... зачем живем. Пеструю столбу караулим... Пеструю столбу да серый камень, да темную лесу...». Эти-то, идущие от человека, ощущения в корень убивают романтиче­ скую настроенность художника и не позволяют отдаться непосредственному созерцанию природы и слиянию с ней. Для такого восприятия ему необходимо ощутить гармонию между природой и человеком, ощутить их органическую, друг друга дополняющую, связь,— но этого-то он и не находит в сибирской природе. Здесь нет не только этой органической, а, стало-быть, и гармониче­ ской, связи, но, наоборот,— ощущается разрыв, враждебность. «Свою род­ ную реку», замечает Короленко о ленских станочниках, «они зовут прокля­ той или гиблой щелью». Они— («болезненны, бледны, печальны и хмуры, как окружающие их берега и камни, среди которых они живут и где им суждено поголовно умирать «целыми станками». Они живут, подавленные этим мрачным величием окружающих скал, чувствуя свою обреченность, свою беспомощность и сознание невозможности уйти когда-либо из-под власти этих скал и за пределы «темного леса и пестрого столба». И весь этот пейзаж окутан скорбным человеческим сознанием, этой неизбывной печалью ста­ ночников. *) В. Г. Короленко. Полное посмертное собрание сочинений. Неизданные про­ изведения. Т. XVIII. Гос. Изд. Украины, 1923, стр. 65-66.