Сибирские огни, 1927, № 1

Действительно, вторым общим признаком, характеризующим послевоен­ ную европейскую литературу, является кризис формы. Формальные искания поэтов, всегда являющихся предтечами более слож­ ных пересмотров в области других жанров, начались еще в конце X IX , в на­ чале XX века. Символизм, футуризм, английский имейджизм, германский им— и экспрессионизм, неоромантизм— звенья длинной цепи, завершающейся в наши дни унанимизмом, симюлманеизмом, дадаизмом, сюрреализмом и про­ чими «измами», как выражение различных масок одного и того же процесса. В области художественной прозы теоретические «измы» знаменуют ис­ кания новых форм организации словесного материала, воплощения образов и фразовой конструкции и таких психологических мотивировок, которые наи­ более полно отвечали бы требованиям современности, с ее повышенной нерв­ ностью, узаконенной иррациональностью психики и странностью поведения прошедших через бури войны и революции героических и негероических пер­ сонажей современной литературы. Воплощение этих требований времени и эстетики современости привело к перерождению жанров. Канонические устои романа пошатнулись, новелла переросла все положенные ей пределы, драма подчинилась сценическим иска­ ниям режиссеров, трагедия исчезла совсем и только теперь, в последние, так' сказать, часы начинает сгущаться некая трагическая тень над европейским театром. Интересующие нас повествовательные жанры, как сказано, перерожда­ ются. Социальный роман значительно отступил от форм, завещанных «добрым старым временем», такими мастерами, как Золя, Диккенс, Кретцер и проч., вы­ родился или в гибридную формулу полу-социального, полу-психологического романа (Голсуорси, Синклер Льюис, Ромэн Роллан, Б. Келлерман и др.) или вступил на путь обнаженных конструкций, неприкрытого выявления граней, незавуалированных линий и содержания и формы (Пьер Амп, Марио Собреро. Жюль Ромэн и т. д.). Исторический роман модернизировался, берет значительно меньший разбег, чем это было принято у Эберса, Дюма, Гюго и др., и не столько гонит­ ся за верным изображением исторического колорита, сколько за эффектом и яркостью необычайности, поражающей внимание читателей. Может быть, здесь сказывается ощутительнее всего струя прорывающейся неоромантики, нависшей над европейской литературой. Роман психологический только продолжает линию своей литературной традиции, питаясь или живыми еще «старцами» литературы, или услужливо раздвигая свои рамки для воплощения мистико-теософских настроений той группы писателей, которая ушла от своевременности и сознательно закрывает на нее глаза. Во всех остальных случаях чистота форм психологического ро­ мана нарушилась. Зато авантюрный роман переживает эпоху цветения. Не только в Евро­ пе, но и в Америке, Северной и Южной, любимейшим жанром сейчас являет­ ся роман приключений. Таковы условия послевоенной жизни с ее противоре­ чиями и провалами, что больше всего внимания и читателей, удосуживающих­ ся только развлекаться, не поучаться у книжки, как прежде, и писателей, вы­ полняющих «социальный заказ», помогающий им самим отвлечься от многих тягостных переживаний, отводится именно авантюрному роману, зачастую принимающему воплощение на кино-ленте одновременно с выходом в свет книги.