Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

ной, на которых присутствовала несколько раз, беседы, споры.— Значит, зна­ чит— сбывается... сбылось все, о чем они говорили? Революция... Значит, и впрямь начинается новая жизнь? Якова, Мишу, Николая Петровича, всех... на свободу?!. Василий Иваныч бегал по комнате, хватался за голову, нервничал: — Ну, что уставилась? Почему молчишь? Тоже— политическая!.. Ну, рассказывай: как? что? почему? Да не мямли, ради всевышнего! Чем все ото может кончиться? Кто теперь будет править государством и казной распоря­ жаться? Что мне делать? — Подожди, подожди... Когда все эт о случилось? Кто тебе сказал? Дай придти в себя. # — Некогда теперь думать! Моя жизнь на волоске висит! Ну? А я-то думал, что она все знает?! Нелегалкой считал! С подпольными кружками связь держала. Эх, ты— и!.. Нет, к чему все это приведет— вот гамлетовский вопрос? Если бы знать... ах, если бы мне знать! В несколько дней город изменился до неузнаваемости: магазины и учреждения закрылись, в депо и в других местах прекратились работы, на улицах целые дни и ночи— 1 ул, толчея, кипень: ходят с красными флагами, митингуют, поют, кричат; появились неизвестные люди и начали говорить та­ кие речи, от которых плакать хочется и драться; всех, кто был у власти—- арестовали; образовался совет рабочих и солдатских депутатов. Читая Груняшке первое воззвание совета и перечисляя фамилии членов, Скородумов нетерпеливо допрашивал: — Этого знаешь? Из каких он? А этого? Как его по имени и отчеству? Из рабочих он или из студентов? Отзывчивый? Можно на него надеяться? Николай Петрович, Байков и Вера Филипповна— та самая «бабушка», с которой она познакомилась в тюрьме— были членами совета. Груняшка рас­ сказала все, что знала. Василий Иваныч счал торопить:— Немедленно позна­ комь меня с ними. Ни одной секунды нельзя терять! За свою принадлежно:ть к военному сословию я могу пострадать... Нужно искать выход. Сходи, пере­ говори. Твои друзья у власчи, им ничего не стоит... Идч'и? К ним?!— У Груняшки похолодело сердце. А с какими глазами явлюсь я? Что скажу? Николаю Петровичу, верно, уже все известно: и то, что Миша и Яков виновной ее считают, и что Скородумов хлопотал об ее осво­ бождении из тюрьмы... и что она живет с ним... Нет, нет! Лучше сквозь землю провалиться! И думать даже не нужно. Василию Иванычу обещала: сегодня схожу, переговорю. Уходила— и возвращалась ни с чем. Говорила: не застала... очень заняты... не пропустили. Спрашивала адрес— не сказали... Скородумов бесился: —- Подпольщица! Баба всегда останется бабой! Будь я на твоем месте—- сбалансировал бы все в два счета! А время идет, а я все еще не в курсе! По­ нимаешь, такие случаи раз в тысячу лет бывают! На службу он перестал ходить, погоны зау ряд-воеиного чиновника на простые солдатские переменил, пропадал целыми днями, бывал на всех митин­ гах и собраниях. Как-то раз случайно узнал, что на одном митинге должен выступать Николай Петрович,— бросился туда, протаскался в первые ряды и стал ждать. Когда Николай Петрович кончил, Василий Иваныч попросил слова. Говорил много, цветисто и бестолково, но с таким жаром и так искренне, что его речь все время перерывали, разрывали аплодисменты и крики: