Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

— Сам не погань! Из’ездил, насытился... гаперича на другу постель перелечь думать?! Не допущу, покеда жива! Не бывать тому, венчана я, пе допущу!.. Со свету сживу, подлюгу! Всю кровушку мою замутили! Не постою, открою все! — Дураков убеждать—разум терять!—-Василий Иваныч плюнул и вы­ шел. Анфиса коровой взревела от такого поворота. В темных сенцах Скородумов натолкнулся на Груняшку,— она сидела на кровати и переодевалась. Увидела— вспыхнула, застыдилась, заторопилась прикрыть плечи и грудь. Горячим молоком брызнуло с этих плеч и груди в глаза Василию Иванычу, обожгло до дрожи, но он не остановился и слова не сказал. На дворе шумно выдыхнул. — Пронзительная будет женщина!— подумал он, покачивая головой,— Растет, что твоя сладкая яблоня. Кому только яблочки достанутся?.. Копией заскребли по сердцу, когда сравнил он Анфису и Груняшку. С го­ ря и досады взял из кладовушки четвертную медовухи и пошел к попу. У попа самовар на столе, за столом гости: псаломщик, жена урядника и приезжий незнакомый человек, которого звали Иваном Сергеичем. Василию Иванычу обрадовались. — Садись— гостем будешь, а поставишь— хозяином!— хихикнул поп, заметив четвертную. — И поставлю!— вызывающе бросил Василий Иваныч.— И пить буду! Псаломщик громко рассмеялся: — Пить— не дрова рубить... и пособить даже можно. С нашим удоволь- ствицем! С медовухи скоро развезло Василия Иваныча. Крутил головой и стучал кулаком в грудь: — Больше не могу... последние струны обрываются! Сожгу все свои ко­ рабли и умчусь легче сокола... Куда— все равно! Не хочу быть посмешищем судьбы! Разобью оковы жизни1 Не допущу дальнейшего издевательства! Гости шутили, пересмеивались. — Разве случилось што?—спросила участливо попадья.— Василь Ива­ ныч, друг сердешный, расскажи. — Не понять вам глубины моей драмы,— чуть не плача, говорил Скоро­ думов,—Никому не понять!.. Разнесчастный я человек на этом свете и некого мне винить. Всю чашу должен вылить в единственном числе. Эх, жизнь моя!.. Дурак, дурак, не поверил цыганке-гадалке— вот и страдаю. Ведь русским язы­ ком сказала: берегись бубновой дамы, бубновая дама— твоя судьба... Так и получилось. Попадью подмывало, она подсела к Василию Иванычу ближе. — А кто же она такая, эта бубновая дама? — Не знаете вы ее. Покрыта мраком неизвестности. Ах, судьба моя горькая! В гостях Василий Иваныч засиделся до вечера. В сумерках прибежала Груняшка и стала звать домой:— Ужинать собираемся, Василий Иваныч: Па­ вел Егорыч с Анфисой Павловной серчают... велели вам домой иггить. — Домой? А где мой дом, скажи, ради всевышнего?! Нет у меня дома... Серчают, говоришь? Ну, и пусть их злятся, а мне простор нужен... И затянул: Нни-ичего мне на све-е-те-не-надо.. ■Покуражился еще немного и стал собираться. На улице было темно, Василия Иваныча пошатывало. Груняшка взяла его под руку.