Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
Тошно ему было первое время в Забологьи, что и говорить! В свободные часы-минуты места себе не находил, судьбу свою проклинал на каждом шагу, а бражку медовую, которую Анфиса Павловна готовила, почти всю один выпивал. Бражничая, Василий Иваныч частенько жалобился: — Обманула меня судьба-злодейка... Никакой моей дальнейшей возмож ности нет! Кругосветные дикари и тайга черная—разве это для меня? Каба ка— и того нет: обошли!.. Мне, с такой-то головой, разве здесь место? — Ничего, обживешься,—успокаивали его его друзья-приятели: поп, урядник, псаломщик. — Не могу, абсолютно не могу! Беспокойный я человек, душно мне в подобной атмосфере... Если б вы знали, кем я был? какими делами ворочал?.. И все насмарку! Ах, судьба, судьба... изменщица коварная! И рассказывал путанно и вразброс о своей прежней жизни. Особенно часто проклинал Василий Иваныч какую-то Марину Игнатьевну, у которой, как поняли его друзья, он был «правой рукой» и которую, не жалея себя— «утешал в ночки темные, осенние»... — А из-за кого я страдаю? Из-за какой-то девченки!.. Одним словом— недозревший женский пол! А та, старая ведьма, пронюхала и... Эх, судьба, обольстительница ты неприступная! — Жениться, друг любезный, тебе нужно,— советовал кто-нибудь из них Василию Иванычу. — А кто составит мне партию жизни? Нет таких здесь! — В Кривореченск с ’езди. За такого сокола любая пойдет, глазом мор гнуть не успеешь. На одном месте и камень мохом обрастает—стал обрастать и привы кать и Василий Иваныч. Присмирел, остепенился, в борозду вошел. О преж ней своей жизни вспоминал все реже и реже; плакался и уезжать собирался только по праздникам, за медовухой, в компании. Подружился с Павлом Егорычем— надоумил его контору завести, книги и бумаги в свои руки взял. Выстроил себе домик и начал подумывать «о подруге жизни». В одну откровенную минуту намекнул Василий Иваныч об этом Павлу Егорычу, попросил его сватом быть и в Кривореченск с ним с ’ездить. — Женитца тебе пора, эта ты правильна говоришь,— заметил Павел Егорыч.— Зачем, вот, в Кривореченск ехать— невдомек мне. Тот же назем, толька издалека везен. Здеся можно подыскать. Василий Иваныч вздохнул и головой покачал:— Ни взорам, ни сердцу не нашел отрады. — .Каку-таку ищо отраду выдумал? Бабу тебе нада, хозяйку... Башкови тый ты парень и шагашь дельно, а што под носом— тово не замечаешь. — Не понимаю я, Павел Егорыч, вашей линии. Геометрию не изволили проходить— вот и получается кривая. —■Што-ж из этова, што кривобокая? Беда не велика... и не с такими ищо живут другие. Зато первым человеком станешь. Тут Василия Иваныча словно осенило: так вон куда'гнет он, его сват? На дочь свою, Анфису Павловну, намекает. В зятья к себе метит! — Признаться, и мысли такой у меня не было... — Вижу, што не была. А подумать не вредна. Хвалить не стану— Анфи су сам знаешь. Старенька немножка, боком не вышла— все эта верна. Ну, дык и тебе, чай, не семнадцать! Войдешь ь дом—как сын будишь, а умру— все ваше.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2