Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

ходили на рты странных животных. Рты животных глядели в разные стороны улицы— хвосты их вместе. От хвостов тянутся проволоки. — Не убежат, привязаны,—заметил проходивший мимо мужик,— чо это опять тут удумали? Все новости каки-то. Чудно право! — Завтра митинги каки-то, сказывают, будут. — Псы-то, эти видно, гавкать на народ станут. Артамон проездил с лишним два месяца. Место удобное отыскал в го­ рах: река, долина хорошая, кедрачи, ветром студеным не хватает. В тот же день за продажу имущества взялся Артамон. Торопился до снега уехать. Дорога верховая, дальняя, трудная. — Ты, старичонко, поедешь с нами?— бросил сердитые слова на печь. Панкрат понял, что ненужный он человек для сына, лишняя обуза для него. Голос сына давал понять старику мысли Артамона: не шевелись с печи, все одно не возьму. Спустился на пол, на середину горницы вышел. — Поезжайте с богом. Я остаюсь. Ненависен я тебе, Артамон, нашей- ник лишний. Артамон кашлянул два раза резко, сердито. — Мне что таить, я правду люблю, знаю—смерти молил на меня, сынок. Голос старика слезой соленой подернулся. — А мне вот ишшо пожить охото, правнучат на руках подержать... Сын двинул бровями. — Откуда они возьмутся? Один— отцовско-материнское благословение потоптал, бабу Оросил, от другого б... сама убежала, третья— найденыша при­ несла. Полюбуйся, поводись с правнучатами! Тьфу! Стыд, срам! Все это от не­ чисти этой,—он махнул рукой в сторону строютцегося завода.— Завелась от заводишка гниль в народе, дак она и не выведется: депево от одного конца загниет— весь сутунок бросовой. Отец глубоко вздохнул, бороду поиарапал. Потом он выпрямился и, отрубая слова колебанием руки, крепким голосом сказал: — Остаюсь я. Где родился, тут и умереть желаю. Не след могилы по свету белому разбрасывать. Может допокоит кто. Семка припрыгнул, ладонями щелкнул. — Я с батькой, я с батькой! Артамон поворотился тихо, грузно. — Ты, поросенок?—медвежья лапа топнула о пол; стекла окна звякнули. —• С батькой, с батькой!— голос Семки оборвался за дверью. Авдотью решил отец не везти. Пантелей долго сидел задумчивый, с по- ■ блекшими глазами, потом тихо ответил на вопрос отца: — Куда ты, туда и я. Чо я тут один-от? Вдругорядь, видно, жаниться придется. Как бы для того, чтобы склонить сына окончательно на свою сторону, Артамон уверенно произнес: — Оттоль хоть кака бегучая будь— не убежит: трудная дорога. Около полудня бегали по деревне десятники, палками под окнами стучали. — Митингу слушать идите! Машина говорить будет!