Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

— Красноармеец. Служил два года по городам, а говорит все по-домаш­ нему. Оболтус неотесанный. Видно, сколько глупого ни учи— дураком по­ мрет. Другие со службы вернутся—ферт фертом, любо посмотреть, а этот... Семка толкнул стол, протиснулся на лавку, язык его звенел, как ко­ локольчик : — А у нас туто-ка завод строят. Ох, и большушший будет, с огнями такими, што горят без огня, без керосину, и безо всего! Жалезна дорога своя будет. Макея нашу дорогу строит. Жалезо свое у нас будет. Вот как. Как утро, так, говорят, и закричит завод-от. Пантелей хлебал молча, сказал только: — Смотри, не радуйся шибко-то. Какое еще житье от завода-то будет. Степанида принесла кринку молока, налила в две больших чашки: одну для Пантелея, другую для семьи. — Как же ты, братко, дом-от нашел? Пантелей отвечал голосом серьезным. — Спрашивал все. Один раз только не по той дороге уехал, верст три­ ста лишнего. А от Простокишиной—тут уж знакомо. Панкрат покачал головой, ворошил память, версты до Простокишиной считал. — До Репейка— семь верст, до Половинного— тамо-ка пять верст. Степанида снова вздохнула тяжело. С печи тянулся голос деда: — Скажи-ка, сынок, как она там, служба-то? Пантелей вышел из-за стола, богу помолился. — А чо она, служба-то? Ничо. Утром встаешь— на поверку, потом нл занятие, по праздникам на площадь ходили, «ура» кричали. Я боле все на кухне занимался: картошку чистил, воду выносил—сподрушна работа-то. А мослы каки там! Весь вечер один мосол гложешь. Старик оборвал разговор, вышел на улицу к своему столбу, поговорить с самим собой. Пантелей пыхтел, снимая ботинки. Все молча разбрелись по своим углам. — Постель в горнице,— холодно сказала Степанида. Муж посмотрел на нее, постоял, поцарапался, в горницу направился. Постель в горнице узкая по средине пола; на кровати две стопки подушек непомятых. Томился ожиданием. Прислушивался к звукам кухонным. Вскоре стихло все, только на чердаке дико мяукали кошки, скребли лапами тесницы карни­ за. Оглядывая потемневшие углы, пошел по комнатам. Зубы его выбивали мелкую дрожь, сердце щемило. В кухне на широкой латке поперечной, где спала раньше Аграфена, ле­ жала Степанида. Руки заломлены за голову, глаза уставились в потолок. Молча подошел, клетчатое одеяло сдернул. Губы судоржно зашлепали: — Па-па-па-па-па... Упругое тело женщин!,I дернулось, выпрямилось. Руки оперлись о лач­ ку, кулаки сжались. — Ппотаскуха!—выкрикнул Пантелей. Степанида ни одним суставчиком не шевельнула. — Не хочешь с мужем? Трясущаяся рука потянулась к шеколадным волосам женщины. — Пантелей, отстань, а то... Подняла левую руку— острие ножа уставилось в грудь мужа.