Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
— Разврат пойдет. Пьянство будет. Воровство появится. Место отопчется. Молодежь думала о другом: о «картинах живых», об электричестве, о пашинах. Вспоминали рассказы солдат о шумливых городах. На лесных заготовках работало с лишним 600 человек. Из далеких мест,—слух быстро разлетелся по «округе»,— пришли лесорубы. Верст за 15 от деревни, по ту сторону Караульной гривы, сараи для за вода кирпичного строили. Гукала тайга звонколесая. Валились сутунки двадцатиаршинные. Тре щали сучья ломкие. В шум, в стон леса вплетались резкие голоса мужские. — А ну, язви тя! Выволакивай! А ну, Гнядой, ну, милай! Через перевалы из дальних долин ползли мертвые тела деревьев смо листых. Вывозили парами, тройками, пятерками. Возле реки табунились сутунки— с первой струей пойдут они книзу, до участка заводского. Плавить собирались мулем*), не водили плотов через по роги каменистые: разобьет, растреплет сердитая река— старуха сивогривая. К Максиму не первый раз приставали родные: — Женись, Максюха. Ростом ты вышел, чо не женишься? , Отнекивался, отговаривался. На этот раз забросил на сердце отец слово тяжелое: — Женить тебя будем после рождества. Будет, погрес вихрами-то. Покрылось лицо серым налетом. Ходит парень с головой отяжелевшей. Прол ив воли отца пойти не решается. Жаль Степаниду оставлять, не хочет ся привязывать себя к женщине другой. Семка в избу воробьем ворвался. По лицу его плавали круги радости. Щеки расплываются в улыбку. — Нянька, от братки письмо!— кричал он. Степанида молча берет измятый конверт, рвет бумагу, а глаза смотрят куда-то мимо конверта. Вертит в руках пару листков с пьяными, шатающи мися буквами. Говорит тихо, голос безразличный выдает ее: — Читай, Максим. Максим отбрасывает кривые ряды букв, читает громко: «Письмо дорогим родителям тятеньке, Артамону Панкратьевичу, и мамоньке, Аграфене Васильевне. От сына Вашего Пантелея Артамоновича. Посылаю я вам низ кий поклон от белого лица и до сырой земли и желаю от господа-бога доброго здо ровья и всего хорошего на свете в делах рук Ваших. Еще кланяюсь дедушку Пан- кратию. посылаю низкий поклон». На пяти страницах поклоны родным-, семейным, на шестой—жене: «Еще кланяюсь дорогой, неоцененной жене нашей, Степаниде Анкудиновне, от белого лица и до сырой земли...» Степанида стояла против деверя. Слова летели мимо ушей ее. Она гля дела в Максимовы серые глаза. Из кухни протарахтела кособокая свекровь* ударила ним о пим, отрясая хлопья снега. — Письмецо от Пантелеюшка? Степанида качнула головой, чуть заметно улыбнулась, прикрыла липо радостью фальшивой: *) Плавить мулем -отпу скать сутунки в реку по одному.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2