Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

Возле прясла выросла белая женская фигура. Авдотья чиркала молоко в подойник, не оглядывалась. Тугие груди, как две игрушечных тыквы повис ли на верхней жерди. С этой стороны прясла шеборчали листья веников. Тихий шопот метнулся в сеннике: — Тише, батька услышит! Покосилась в сторону старика, губами горячими к его губам при­ сосалась. Давнул к себе ее грудь горячую и бегом к Панкрату. Панкрат парился жарко,— уши не терпят, а он хлещется. — Ишшо, батька, поддать? — Подбавь. Когда парился внук, дедушка сидел на полу, полоскался из широкой кадки. Потихоньку говорил, поворачивал ухо к дверям, прислушивался. — Молодец ты, парень! Из всей семьи только ты, да Степанида жалее те меня, спаси вас бог. Хоть и путатся с тобой Степанида, а хорошая она— ' душа в ей бабья, мягкая, жалостливая. Вывалился веник из рук Максима, лицо защипало. Дед поворотил свое лопагистое лицо в его сторону. — Ничо, не бойся. Никому ничо. Слышу я это—тако-то и тако-до дело, вот, думаю, хорошо-то. Все едино, так молода баба не проживет, а гут, па- крайности, смеха не будет, все в своей семье останется. Ну, а насчет греха, дак птичий грешок, старики говаривали. И в старину бывало эко дело. Парень кинул в угол веник, стал рядом с дедом, большими ковшами ока ­ чивал горевшее тело. Молчал. Смотрел в пол, будто боялся взглянуть в лицо старика, на котором были когда-то хитрые серые глаза. А старик продолжал; голос его тихий походил на тараканий шорох в щелях. — Кровь кипит в бабе. Ишь, как она целует тебя... — Батька! — голосом умоляющим крикнул Максим. * — Стыдно? Ну, не буду. Максим бросил старику белье. Одевался торопливо. — Штаны, рубахи завсегда починит Степанидущка. Добрая она. Все на меня косо смотрят: дармоед, мол, дарма хлеб жрет, а она жалеет, жалеет ста­ рика. Жалеть и надо старых, кому знать, может и самим эк-же век доживать придется. Старики молодых выкармливают, выпаивают, ну, а молодым старых допокоивать след. Он замолчал, поворотил голову к двери, прислушался. — Бабы идут... Степанида с Авдотьей. Из бани Максим выскочил, как напонуженный, мимо Степаниды пробе­ жал, не глядя на нее. Она вслед ему сказала: — Агафья с мужиком в гости приехали. Вспомнил про старика, вернулся к бане. Дорогой Панкрат шептал внуку на ухо: — Совесть? Ничо, ничо-о! Всяко быват. Бьшаг! Ну, вот ты Артамона отцом считаешь, жалеть его станешь, к примеру сказать, ежели что случится, ну, а как не он твой отец, тожно чо? Ругают молодых-то, а с самими-то всяко тоже бывало, особливо под пьяную руку. Я правду люблю, парень, прав­ ду говорю, кто ежели ее не гонит, правду-то. Под сушилом отпрягал лошадь Артамон. Под гору пробежала с веником скрючившаяся Аграфена. Артамон под­ тянул голову лошади к навесу сушила— выстаивать поставил. Из-за угла при­ гона подымался в гору зять.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2