Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

От реки подымалось распревшее тело Артамона. Широкой ладонью смахивал пот с красного лба, тяжело дышал после жаркой бани. Присел на шаткий верстачек. —• Опять Рьгжка пригнал. Говорил, что Гнедка запряги,— проворчал он. — Я забыл, тятя,— мягким голосом ответил сын. — Все ты забывать! Под свой нос все делать любишь. Сам-от дак не забывать полениться-то, а лошадь загонял. У, ясно вашо море! Глаза бы мои на вас не глядели! Подошел к пустой телеге, разостлал на ней потник подседельный, от ­ дохнуть растянулся. Из ворот пригона выскочил беловолосый братишка Семка, потрясая двумя пискарями, кричал: — Братко, песканов поймал! Шлепнули мокрые штанины. Из телеги поднялась голова отца. В спину мальчишки ударилась пряжка подпруги от седельника, и вслед за ударом стукнулись в уши слова отца. — Урыбачился! Одежу только рвешь, да паришь. Семка вернул головой, набежал глазами на отца и снова повернулся к брату. — Одного-то под большой коряжиной поймал. Вот этого, нет, ровно вот этого. Переулком прошло стадо коров. Вскоре утиной походкой проплыла под т р у Степанида с подойником, а за ней золовка Авдотья. В избе пахло кислятиной. В углах стен шуршали тараканы. В кухне вздыхала мать, сморкала нос в подол длинного горбуна, утирала слезы по­ долом фартука. — Ты чо, мама, плачешь!— спросил Максим. Голос его был тонкий, как прутик талинки гибкий. Мать утерла глаза и губы костлявым кушаком, голосом дрожащим сверлила. — Чо же эко-то... Беда! Стыд-то где-жо? А добры люди узнают. Разе можно так, Максимушко? От бога— грешно, от людей—смешно. Парень прервал нытье. —- Про чо ты, мама, говоришь? Пожелтевшая рука протянулась вперед, укоризненно в воздух ткнула. — Сам знаешь про чо. Все ведь вижу я, вижу, блудливые! Стыд, добрые люди узнают дак стыд! Из горницы, с печи, послышался хриплый старческий кашель. Аграфе­ на замолчала, на печь глянула неприветливо. — Пойдем, батька, в баню,— крикнул Максим в горницу. Обрывающийся старческий голос с печи отвечал. — Поведешь, дак пойду; три недели не парился. Онамедни Степанида сводила меня, спаси ее бог. Под гору шли быстро. Слепой, держась левой рукой за спину внука, то ­ ропливо передвигал босые ноги, как лыжины. Он повернул голову в правую сторону, нюхнул воздух. — Закатилось солнце-то. Студеной ночь-то ладит быть, росистой. А дождичка надо бы, .парень. Хлеба, поди-ко, совсем зачичеревели. Чо-жо— сушмя сушит. Под крышей просторного сенника Максим оставил Панкрата, побежал на хлев за вениками.