Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

— Ну, хотя бы, скажем, руда была, а то камень ведь... Враки! Никакого -железа из камня не выйдет. Сосед его— Гриша Кривой— царапал плечо под толстым шабуром, по­ двинулся на край широкой, крашеной, с желтыми петухами лавки, голосом боязливым пропищал: — Кто допреж знал, что каменный уголь горит? Ране-то тоже, подико, думали. А теперь вон шахты наделали. Может на глубе-то и впрямь же­ лезо есть. Артамон покосился на него, сердито кашлянул и, опустивши тяжелую голову на ладони рук, локтями в колени уперся, проворчал: — Знаешь ты чо-то. То уголь, а то камни, галька. Учены каки все стали— под землей знают, чо деется. Навалился на сосновую стену, спышкал, как мех кузнечный, правую руку за поясок заложил и, нахмурясь, отворотился от Гриши. В голову ему лезла думка о том, что может быть и на самом деле есть железо в их земле. Махнул рукой, поймал муху, спугнутую со лба, тихонько керкнул и, потирая ладонью, раздавил ее на левой руке повыше локтя. Не поворачивая головы, бросил Грише слова сердитые, тяжелые, как из свинца литые: — Тибе чо? Опеть хлеба надо, квашенник? Подбородок Гриши выставился вперед лица, губы дрожали, а по ним катался язык. Гриша подергивал плечами, ерзал на лавке. — Да мы... Да я... — Задакал! Опять скажешь: Артамон Панкратьевич, на квашенку нету- ка, не дашь ли?-Колды за старо отрабатывать будешь? Гриша вскочил на ноги, мял в руках дыроватую кошомную шляпу. — Хоть завтра, Артамон Панкратьевич. Мы, х о т ь когда позови. Мы для... — Т о - то . — Артамон икнул. Правой рукой погладил он переваливше­ еся через поясок брюхо. На солнцезакате приехал с поля Максим, на двух телегах привез кор­ ней пырея. У ворот оборвалась Максимова песня: — Моя мила платье мыла... Из сеней белой бабочкой выпрыгнула красноармейка Степанида, глаза­ ми стрельнула, визгливо хохотнула. По раскрасневшемуся лицу ее разлилась улыбка. В стекло низкого окошечка уперлось морщинистое лицо свекрови. Метнулись бойкие Степанидины глаза, заметили. Краска в щеках таять на­ чала. Нависли на глаза брови черноватые. Отяжелела поступь прыткая. Мимо прошмыгнула в погреб за квасом Аграфена Викуловна, на ходу тяжело вздохнула, ойкнула. — Ох, грехи наши тяжки! Степанида, роясь в передке телеги, фомко ворчала. — Сколько наказывала: привези чулки— все-таки не привез. Завтра надевать неча с ботинками. Босиком из-за тебя ходить рази? Максим, сматывая возжи, ответил фубоваго. — Леший тебя знат, где они у тебя, чулки твои. Свекровь опустилась в яму. Потом приподнялась на ступенечку, через порог глянула. Глаза Степаниды метнулись вправо, в дверь погреба уперлись. Махнула хвостом юбки широкобористой, в огород за луковым пером на­ правилась. . . .