Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

Вцепившись пальцами в решетку, на лобном месте своем, между двумя усталыми конвоирами, Синявский глядел на судей, на красное сукно, покры­ вавшее стол, на серую стену позади судей, на серую стену, украшенную гер­ бом и одиноким портретом. Сбоку, прямо против судей, многоголовая, многоглазая толпа, то зами­ рая до жуткого и пугающего молчания, то вспыхивая гулом, несколько дней слушала, как вскрывалась шаг за шагом вся жизнь этого, обомлевшего те­ перь, в последний день, в последний час суда, человека. Жаркая, истомно ды­ шавшая толпа многоглазо глядела на Синявского, и вот блеск этих глаз жег еМу душу, и от них отворачивал он взгляд свой и исподлобья глядел на стену, на красное сукно, на беспокойные руки судей, жилистые, темные, шершавые руки, которые подпишут приговор. Были дни, первые дни после ареста, когда Синявский упорно и настой­ чиво твердил: — Я невиновен!.. Это роковое, нелепое недоразумение! Были дни, когда он, почерпнув откуда-то силу и самообладание, на вопрос: — Ваше имя?— твердо и уверенно отвечал: — Кирилов, Иван Николаевич! И даже очная ставка с Никитиным не скоро разбила упорство Синявского. Только однажды, когда ему приказали раздеться и показать руки, он позеленел и долго возился с рубашкой, оттягивая последний момент, самый последний момент. И неловко, прикрывая ясный след ранения на левой руке, почти у самого плеча, он все-таки еще раз попытался уйти от улики: — Это случайная рана. Сам... нечаянно... из нагана... Но в скорости он сдался. Сразу обессилел. Прикрыл глаза землисто­ темными веками и тихо сознался: — Я сознаюсь... Я, действительно, Синявский... Только, поймите, ведь я был совсем мальчишкой... И всю, всю жизнь я носил потом в себе раскаянье... И в последнем слове своем на суде он мертвым голосом молил: — Учтите: я был так молод. Меня запутали в охранке. Меня поймали... неопытного... заставили сделаться предателем... Подарите мне жизнь... А потом судьи ушли совещаться. XX. В продушенном тяжким стадовым духом толпы зале—зашевелились, зарокотали, загудели. Часть слушателей дела хлынула в скрипучие пищащие двери, ища свежего воздуха, возможности размять закоченевшие члены, по­ курить. Другие остались в зале, полезли к передним скамьям, захватывая удобные места, места, откуда яснее видно будет, как поразит подсудимого предрешенный толпою приговор. На самых передних скамьях, у решетки, отделявшей судейские места и небольшой пустой четырехугольник серого вытоптанного пола перед ними от толпы,— слушатели остались. Остались домовитые, запасливые завсегдатаи судебных процессов, при­ шедшие сюда с «узелками, с бутылками бурого чаю или молока. Они развязы­ вали теперь свои узелки, вытаскивали оттуда, выкладывали на колени снедь, рассыпая вокруг себя хлебные крошки, они жадно ели, запивая пишу мало-