Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

кают особености по линии: фонетики (звуки языка), словаря и языкового мышления или синтаксиса. У верхнеангарцев произошла перестановка ш—с, ж—з, ч—ц. Последняя особенность яснее проявляется в говоре женщин и детей. Профессор Селихцев, который второй раз открыл Сибирь, заставив ее г о ­ ворить в удивительной книге «Диалектологический очерк Сибири» (1921г.),— склонен думать, что «тунгусский элемент, замешавшийся в русской или обрусевшей среде, вызвал или поддержал и расширил мену ш— с (ж—з) в рус­ ских говорах Сибири. Он нашел, что области, где находятся русские говоры с меной ш—с (ж— з) и с «шепелявыми» с, з—те самые, где жили раньше или живут и до настоящего времени тунгусские роды» (стр. 209).—Тунгус­ ский язык в своих диалектах знает мену ш— с— п— х. Правда, это особенность верхне-ангарского говора, к которой присоеди­ няется, еще смягчение «к» и «г» после «й» и мягких согласных, соблазняет нас думать, что верхнеангарцы продолжают северно-великорусскую языковую традицию (например, Вологодской губ). Особенно обличает северно-русское наследство передвижка ч— ц, которая уводит нас к словена/ и начальной летописи, новгородским кривичам; она отмечена уже в памятниках XI в.*). Но эти вероятные и увлекательные перспективы должны считаться с суровым фактом отсутствия в тунгусском языке аффрикаты «ц». Поэтому, когда верхнеангарская метиска говорит; «шнег иджет в галчах», то у вас первая мысль не о кривичах вольной новгородской республики, а всего лишь о влиянии тунгусской фонетики, для которой к тому же столь харак­ терно это турецкое дж. Чистым тунгусским говорам не известны следующие звуки русского языка: ц, ж, з, ф. Соответственно с этим заимствованные русские слова они произносят так: джеркалю— зеркало, куричель — курица, Чедор— Федор, ирдесшь— здесь, пелаченса— полотенце. Русское «л» они про­ износят по-европейски. • Верхнеангарцы очень приятно «акают» и смягчают не только «к» и «г», но и плановую «р». Они говорят: нырёк, милочькя, алроверыят. Гласная «е» в слогах перед ударением перешла в «а» (с мягкой предшествующей со ­ гласной). Это так называемое диссимилятивное яканье, свойственное южно­ великорусским говорам— оно отмечено Селищевым у семейских юго-запад ного Забайкалья**). В Верхне-Ангарске я записал: курьясочек (от курень), я ня знаю, санелка, лязала (лежала), посля тифу, сшямья. Правда, так го­ ворят только женщины. Они же очень часто предударное и заударное «е» произносят ясно, не меняя в «и1», как делают большинство сибиряков: не- лофка, ребята, «светок восшпитанья прошсит, а дети та как?», «зывот растре- ложзить, не зжнаш, дак пачем зжнаш, пашло на леготу, преведет да брошит». Здесь говорят: — Даса? — Я светки брыззу. *) См. Карский, Е. Ф., акад. Русская Диалектология. 1924 г., стр. 6, 21, 63, 64 и др. **) В Верхне-Ангарск это якание, надо думать. п-фекочевало из долины р. Бар­ гузина, куда имеет выход избыток населения семейщины, откуда частенько верхне-ан­ гарские женихи привозят невест. В самом В.-Ангарске использованы, кажется,все комби­ нации, дозволенные брачными нормами обычного права. Здесь «все родня».— Это об­ стоятельство, между прочим, является одним из факторов языковой нивеллировки. Годы, непроходимая тайга, болота, несудоходная речка изолиросали Верхне-Ангарск. создав обстановку, способствовавшую архаичности и оригинальности языка (байга!), но браки, школа, воинская повинность, переселение, отхожие промысла разрушают стену изоляции.