Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

«И вся-то наша жизнь— борьба»... Правда, за несколько лишних рублей и достается же подручному на икрянке! От пяти до поздней ночи, пока не будет закончена вся собранная икра, еле шевеля распухшими от тузлука и непосильной работы негнущими- ся руками, взлохмаченный, потный, со страдальчески насупленными, воспален­ ными от недосыпания глазами, глубоко запавшими на бледном, осунувшемся лице, механически протирает он на веревочном сите-грохотке икру, мол­ чаливый, потерявший от усталости всякий интерес к окружающему— и толь ко там, где подозревает в другом желание уклониться от работы— вспыхи- гает слепой, животной ненавистью, ненавистью смертельно усталого, боль­ ного человека... Впрочем, такая подозрительная злоба к уклоняющимся «симулянтам»— явление всеобщее. Оттого нудные, глупые ссоры и перебранки на работе вспыхивают и гаснут ежеминутно, как всплывают и лопаются пузыри на гряз­ ной, тинистой поверхности болота. Имеет еще некоторое отношение к икрянке существо особого, отнюдь не блестящего, рода: ученик. Его, кроме как с «зайцем», ни с кем не сравнишь... Что и как «изучает» этот оборванный мальчуган, выкинутый суровой нуждой в пору «нежной младости» на голодные берега Камчатских про­ мыслов, понять невозможно. А жалованья ему этак рублей 25. Состояние. Была возможность заработать и ученику сбором икры, но— не без оснований охрана труда решила, что работать 14 часов для мальчика труд­ новато. Отменили. Камчатской собакой завыл ученик... Говорят,— изучит, мол, ученик производство, а там... А мы думаем, что «производство», по обычаю древних самураев, уме нику изучать не следует, отживает оно свое время. Да и изучать там реши­ тельно нечего. И получается— подрастет «ученик», достигнет законных 18 лет— и едет рабочим. Научился, значит. А вся-то разница, что рабочему надо кули таскать, а ученику не по­ зволяют... Это все отдельные куски многокрасочной жизненной ткани. Жизнь на рыбалке. И все это уже в прошлом. А из прошлого охотно вспоминаешь только все приятное— прошлое у нас оптимист... Так почему же в бессонные, бредовые часы, когда усталый, больной мозг не в силах бороться с лихорадочным потоком зловещих снов-призра­ ков, мне чудится— густая темно-коричневая поверхность мелкого протока, с торчащими из жирной мертвой воды круглыми мшистыми кочками-островками, мягкими и упругими, как резиновый мяч; и в неподвижной маслянистой глади отражают ся ржавые плоские берега, нависшие, как угрюмо нахмуренная бровь; и вправо, и влево округлые брови берега тонут в холодном тумане, на­ легшем на тундру.' По другую сторону протока, наискось,—огромный костистый силуэт лежащей собаки. Она неподвижна, может быть, мертва. Голова бессильно