Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

угнетать взор, когда углы и закоулки на двухэтажных нарах наливаются густеющим лиловым бархатом теней, в те часы, когда в сладкой полудреме нежится усталое тело, с наслаждением упиваясь заслуженным покоем... — Говорят ребята, можно кое-что на рыбалке заработать. Ну, дела у меня со школой вышли скверные, дома шухер подняли, хоть совсем беги. Да и весна подошла, вся «кобыла» на Камчатку норовит... Слышу я— на завтра отходит пароход на Западный берег. Я туда с но­ чи и сиганул... Только стало светать,—смотрю, в трюме бочки с клепками навалены, в углу. Бочки поставлены на попа, а между ними сверху в щель можно за­ лезть. Ну, изогнулся я, вытянулся— залез... Ни стоять, ни лежать— бочки в два ряда, положены косо; нош в одном положении, а спина— в другом. Однако, залез, сижу... Первое время ничего— бочки держат. Слышу, часов этак в 7 заговорили какие-то китайцы, потом и русские. Потом выгнали всех на берег, значит, будут пароход осматривать из ГПУ. Дошли и до моих бочек. Я уже притаился, не дышу... А снаружи, между бочек, щель порядочная— руку можно просунуть. Должно быть, я-сам раздвинул, когда влезал. Да и дышать очень тяжело было. Подошел агент ГПУ, свечку просунул в щель и смотрит. От свечки я-то его хорошо вижу— молодой такой кореец, а меня он разглядеть не может. Если бы с фонариком электрическим,— засыпался бы я... Стал потом рукой шарить, чуть-чуть за нос рукой не задел... Ничего, прошло. Слышу, дали гудок, застучала машина. А уже было, пожалуй, часов 10 , значит, я уже больше 4 часов между бочками стою... Прямо не вынести дальше— ноги затекли, грудь сдавило, голова тяжелая, горло пересохло... Думаю, не выдержу... Долго я еще. крепился, ворочался, ворочался— все бочки к чертям раз’ехались, вылез... А на пароходе, оказывается, ни одного русского рабочего, немного ки­ тайцев и корейцев и администрация. Все Окаро— икрянщики, мотористы, бондаря. И народ все на возрасте, ребят своих нет. Только я вылез, сразу ревизор и зацапал,— деваться некуда. Потащил к капитану. Капитан даже не посмотрел— «вызвать гудком лоцманский ка- гер!»— Да где уж вызывать— миль 30 отошли! Для виду загудели, пошли даль­ ше. Потащил меня ревизор к старшему помощнику. Тот и так, и этак— ска­ жи, мол, кто тебя спрятал... Завел к себе в каюту да по матери... Жрать, гово­ рит, не дам— скажи... Молчу. Отпустил он меня, залез я опять на бочки, полеживаю, думаю... Двое суток не ел. Вылез на палубу,—встречает старший. «Ну, что, шамал?».— Нет-,— говорю. Выругался он, зовет вахтенного: «Отведи на кухню, пусть покор­ мят». !ак я сразу на шамовку налег—все назад и полезло— наголодался... Пришли в Большерецк. Мне бы прямо с парохода на кунгасы, а я сдуру людей послушал, хотел честность показать. Неопытность... Подаю бумагу в ГПУ— прошу, мол, разрешения на промысле остаться... Приезжает снова агент на пароход. Приказ от начальника— держать под надзором, на берег не пускать, везти обратно во Владивосток... Вот тебе и «по-законному»... — Ну, подождал я, как вахтенный отвернулся—да через борт на кунгас и сиганул... А на берег вышел,— через неделю на главном промысле устроился». — Ну, а что-ж ГПУ? — Да что? Составили акт, разыскивали меня... — Как так— разыскивали? Ты же говоришь— на рыбалке тут же устроился? Ведь, не иголка ты...