Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
Уныло расстилалась перед глазами узкая полоска песчаной косы. Зло веще пламенели на горизонте розовые снега далеких гор. Вечерело. Ветер крепчал. — Ну, чего ждут? — Да, говорят, не едет ГПУ. — ...Мишка, пошли шамать! — Жрать нечего— первое. Пошамаем на берегу— второе... — ...А им чего спешить? Жалованье иДЬт! Опять же—столовые... Меркли далекие снега, наливаясь густеющей фиолетовой тьмой. На бе регу маячил робкий красный огонек, жалобно мигая в наступившей мгле. Ве тер свистал и выл. На спущенных катерах не работали моторы. Волна разыгрывалась. К 11 часам вечера пришлось их поднимать обратно на палубу парохода. Ма тросы требовали, в виде компенсации, 200 руб. за сверхурочные работы. Подняли катера обратно. Утро. Пароход стоит. Полдень. Капитан раздраженно ходить по мости ку и вполголоса ругается. Восточная сторона горизонта затягивается свин цово-фиолетовым покрывалом туч. Истошно завывает могучая пароходная глотка. На берегу, у заброшен ных строений ни души. Грохочет и гудит далекий прибой. Молчалива и без жизненна красновато-серая равнина тундры. На горизонте величественно ро зовеют снега. А где-то на пределах, сзади правильная конусообразная верши на окутана далекими облаками. Снова спустили катера. Ветер крепчал. — Чего ждут... — А им што? Жалованье идет! Это не частник! Опять же—столовые... — Одно слово— суровый режим... Мрачны лица голодных рабочих. Зазвонили к ужину. Прибыл катер с берега. Закипела работа. С борта, в грохочущий кас кад пенящейся волны сбросили огромные неуклюжие кунгасы. Их облепили японцы, вычерпали воду. Началась в наступающих сумерках выгрузка рабо чих. И только к обеду следующего дня— через двое суток после прибытия парохода— начала кое-как налаживаться выгрузка. Кое-как, потому что, вместо двух—работал только один катер... Я не знаю восточных берегов Камчатки,— может быть, там есть и леса, и поля, может быть, щедрая природа наделила своеобразными благами и эту далекую окраину. Там, где мне пришлось быть, унылые берега поглощены суровой, жад ной пастью мертвого безмолвия. Узкая песчаная коса. С одной стороны холодные пространства Охотского моря, с другой — бледное серебро реки. За ней таинственно мол чат плоские безжизненные берега. Тундра. Маячат кое-где жалкие кустики, как бредущие безнадежные путники, утерявшие дорогу. Коричнево-бурые мхи. Мокрота сверху и снизу. А на горизонте, на заднем плане, завершая собой выходы в другой, быть может, лучший край, далекие синие вершины, вспятненнь'е серебром снегов. По вечерам, когда тундра уже до краев на полнена холодными густыми тенями коротких северных ночей, еще долго пламенеет вдали зловещее золото гор. На песчаной косе пусто. И на отлогие серые бока берегов с грозным, ритмичным грохотом налетают темно-зеленые седогривые валы, тяжело на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2