Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

— Гятинька, убегай наши за холм совсем... красные в-о-о... Кричали скачущие бешеным галопом: — Не стреляйте!.. Сдавайтесь!.. Сидор Иваныч, сдавайся!.. Не стре ляйте!.. И преследующих и убегающих закрыли ближние холмы, и стало тихо до боли в ушах... Какую-то беженку рвало от страха, старик— ее отец— собирал по двору соломинки, щепки и бросал их в костер. Белый брезент— знак бессилия— висел над воротами... Калитка открылась, были видны сначала только лошадь и ноги всад­ ника, потом наклонившееся лицо, и и аул, спешившись и бросив поводья, вошли трое. — Не бойтесь! К костру. К воде. Пили. Подергунчик снял со стены лестницу. Ко мне. — Есть закурить? — Есть. Обед есть. Один присел закурить к костру. Я тронул его за плечо. — Вот что: если будете расстреливать, то поскорее, я тороплюсь, мне некогда... И не спеша, я отошел к стене. Еще интересовал вопрос— может ли пуля винтовки образна 18С>I года, пробив меня, пройти в саманную стену? Потный человек сделал глубокую затяжку и улыбнулся...*). * ) Записки и дневники «участников белых походов,» в настоящее время почти утратили свое агитационное значение. Но, как человеческие документы, они ценны и сейчас. Любопытным человеческим документом редакция считает и напечатанные здесь записки Валентина Боровского— «Голые люди на голой земле». Они напи­ саны дрожащей рукой. Они написаны человеком, который во время работы не мог посмотреть на все виденное им со стороны. Он слишком «участник», слишком, сросся, сжился с этой обезумевшей массой «голых людей». Он в бреду носился с этой исключительной экспедицией по пустыне. Он бредит и за письменным столом за работой над своими записками. И все же это интересный человеческий документ. Редакция.