Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

152 Ночью эти стаи с щупальцами, в виде двух-трех вооруженных людей впереди, путались без дорог по каким-то болотам, бродили по речкам, а сзади ехали на утомленных до последней степени лошадях «кавалеристы», иногда в дремоте простаивали два-три часа только потому, что разведка вдруг очень явственно всем своим телом чувствовала отдающую весенним теплом землю и засыпала мертвым сном. И только с рассветом, разбуженная подошедшими, двигалась дальше. Бесконечно поднимались по тропам на вершины отрогов югЪ-западного Алтая, ожидая и нигде не находя неприятеля. Я вышел из бивака с большим опозданием, получив на шесть человек около двух с половиной фунтов мяса, но до вершины дойти никак не мог... Должно быть, временами я спал. Во сне я сам с собой говорил неверо­ ятно бессмысленные вещи и, сознавая это, не мог остановить язык... Я думаю, что именно так люди начинают сходить с ума— они путают не понятия, а внешние выражения их— слова, сознают эту путаницу, но вое становить нарушенное равновесие не могут: только одна какая-то пустяко­ вая заклепка в сложной машине вдруг выпала, и механик не знает, куда ее вставить среди судорожно бьющихся колес, шестерен, ремней и рычагов. Казалось мне, что всю порцию на шесть человек мяса я украл, нарезал на мельчайшие кусочки, развел огонь, стал варить... Наверно, даже не во сне это делал. Какая-то борода и всклокоченные волосы с человечьими руками и но­ гами подползли ко мне... — Я варил... Я ждал поесть... — Слушайте, как вас, не знаю, как назвать... Господского во мне не было ничего, гражданином мог ли я считаться, когда родины не было, а чужую страну я со всеми другими шел грабить, т о ­ варищем давно уже было запрещено называть, это слово приказом было ли­ шено гражданских прав, и потому этот серснпестрый комок волос и тряпок никак меня не мог назвать. —■ Я— никто. Брошенный на глубокое дно, даже под дно ощутимого бытия, я понял ясно, что в книге живота, где было вписано мое имя, место, мне принадле­ жащее, занято откровенным грубым чернильным пятном. — Слушайте, как вас звать, не знаю, дайте мяса, а не то...—он пока­ зал нож,— я и мясо и вас с ’ем... — Мясо, все мясо? — Ну, хоть не все, но половину обязательно. — Гм... А если не дам? Густые, козырьком, собачьи брови сошлись над серыми злыми волчьими глазами. — Дадите!.. — Нет... Впрочем, постойте... Пожалуй, часть я вам дам, только нужно доварить... — Совершенно не обязательно... Пришлось ведь дать, иначе он с ’ел бы меня, потому что нож за время длинного пути у него не украли. И почему бы ему не с ’есть? Если бы я вошел в Китай под звуки сотен оркестров, с триумфиальной колесницей, в мировой славе, то здесь около зубастою гребня горы я отдал бы, конечно, эту славу за корочку хлеба, славу за корочку хлеба.