Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

В этой фигуре, одинокой и дикой, несмотря на весь ее безобразный вид, была какая-то вдохновенная величественность долго ускользавшей, но, наконец, воплощенной идеи, и лицо не отражало никакого другого чувства, кроме твердой непоколебимой решимости. По щебню босыми ногами шел обратно человек, которому осталоеI пройти еще немного верст, чтобы найти полный покой. Стало все вдруг понятно. Я поднялся, протянул руку в знак благодарности теперь сумрачно мол­ чавшему товарищу и пошел догонять спутников. Ежась, точно от холода, вздрагивая плечами, я подпрыгивающей торопливой походкой спешил унести с собой о т этой призрачной тени мои немногое короткие дни. "В набегающем вечере, точно намеченный черными линиями на небе, передо мной остановился силуэт всадника на прекрасном горячем коне, не­ терпеливо грызущим удила. Один вопрос у всех: — Сколько до остановки? И у человека, что-то хищно высматривающего, поверх голов, открылиа надменные губы, и он ответил: — На хорошем коне—восемь верст, на плохом—двенадцать, пешком- все двадцать) Хлестнул лошадь, поскакал к хвосту обоза, вернулся и скрылся за холмом. Ночь спустилась на холмы, тележка вязла в песке, верблюд останавли­ вался, плакала одна из моих спутниц— у ней умер грудной младенец— и из­ редка прорывавшееся рыдание походило на сдержанный хохот. Как три дня тому назад, я взял лямку и стал везти на себе тележку Дорога с галешника резко переходила в сыпучий песок, который опять сменя­ ла галька. С холмов, увеличенных тьмой и туманом с озера, над нами, пропол­ зающими по песку, свисали травы и казались в темноте спутанными в смя­ тении волосами отрубленных голов. Тревога оправдалась: верблюд лег, и мы долго стояли немыми около него. Истерически рвущийся хохот резал тиши ну. Самый последний запас сил, после израсходования которого должна на­ ступить смерть, иссякал, потому что последняя, последняя надежда угасала... Я видел, как засыпающие о т голода и утомления дети клонили свои го­ ловки к возу, я слышал, как скрежетал зубами в бессилии их отец, я слышал дикие крики самки, потерявшей детеныша, и слова другой: — Что же плакать, ведь к лучшему же, ему же лучше? Я не только видел и слышал все. я осязал. Да будет проклято в такие минуты сознание! Я молча выдернул тулуп из повозки, снял котелок с оглобли, закинул мешок за спину и так же молча пошел к предполагаемой стоянке отряда... И меня никто не задержал... Я только чувствовал взоры нескольких пар глаз на моей спине. Завернувшись за холм, я увидел слабое мерцание неба от костров. Кара-Иртыш. От восточного берега озера Улюнгур отряд передвинулся к Иртышу целью переправы. Здесь Кара-Иртыш, с высокими крутыми берегами, галькой и песком внизу, нес свои черные, усилившиеся воды от вешних дождей в верховьях и разливов притоков чрезвычайно бурно. Переправа казалась почти невозмож­