Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
В долине замолкли звуки. Все прислушивались. Вдруг долина сразу за горелась тысячами залпов. Бились... Прошло еще два, три часа. К воде! По крутому длинному северному скату хребта Семистай и в долине лежали раздетые своими же трупы— это плата за право напиться воды. Кто- т о должен был умереть и умер. Стали медленно спускаться. Один из трупов вдруг поднялся, оглядел изумленно глазами, потрогал свое голое тело и сел опять на землю... Некоторые подошли, думая, что это раненый, который просит помощи, но он оказался совершенно невредимым. Из расспросов мы узнали, что в цепи о т утомления и голода он уснул и после боя его сочли за убитого и раздели Люди шли и смеялись над ним, но все-таки его одели. Толстовец уплатил по счету за воду, которой мы* должны налиться. Я лежал почти весь остаток дня на берегу речки Кобу и смотрел на только что покинутый хребет Семистай. Грандиозные серые каменные башни, короткие изломанные провалы, стесненные ущелья с обрывами бледно-крас ного цвета, громадные осыпи врезались в синий свод небес. Это была совер шенно недоступная, купающая свои высоты в облаках крепость, и казалось странно, что тяжелые телеги, неповоротливые брички могли пройти узкими щелями, доступными лишь для вьюков. — Наклонитесь к земле, приложите ухо. Слушайте, что это ?— сказал мой спутник. Наклонился, приложил ухо к земле, слушал: шел бой, приближался, топали копытами о камни бегущие лошади, глухо стучали выстрелы. Он под нял побледневшее лицо на меня. Близко. Опять. Оба слушали... Потом я улыбнулся. Испуг от недалеко отступивших часов еще не про шел. Грезился бой, но боя не было: стучали топорами, раскалывая топливо для костров, и земля четко отдавала удары. Утром опять в путь. К 11 -ти часам дня достигли притока Кобу речки Боян-Або, настолько незначительной, что ее можно было без труда пере шагнуть. Поодаль росла пучками зеленеющая снизу неизменная трава чи, полынь и редко, точно насаженная, ива. Здесь были заметны следы прохождения каравана: верблюжий помет и зола о т костра, но ни одного дерева, испорченного случайными гостями, не было. Особенно нежную любовь все монголы питают к этим кустам-оди ночкам, кажущимся такими яркими и прекрасными, и считают очень дурным !Юступком срубить или испортить хотя бы одну ветку в оазисе. На сером жеребце арабской крови мимо проезжал Бакич, огляделся, улыбнулся, быстро спрятал улыбку в крепкие черные с проседью усы и при казал здесь остановившимся.двигаться дальше. Я сидел на кочке и внимательно рассматривал его: властное, почти жестокое, лицо с крупным носом, всегда надвинутая на черные спокойные глаза фуражка, жесты грубых и загоревших рук и вся его посадка говорила: я здесь ваш господин. Спрятанной улыбкой еще больше подтвердил впечатле ние. Что-ж? Проезжай, господин. Проезжай, подрядчик! Я отдохну немного и пойду считать следы копыт твоего коня.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2