Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
маги.— Поглядите— с этого боку приклеена у меня копийка печати с фаль шивого паспорта, обнаруженного у покушавшегося в прошлом году на его превосходительство Красноярского губернатора. А тут я осмелился сделать оттиск с печатки, оброненной в свертке Синявским Сергеем... Сомнения ни какого— печать единая, одна и та же... Ротмистр жадно вырывает листок из рук Прокопия Федорыча, внима тельно разглядывает оттиски и, краснея от радостного волнения, влажно по блескивает глазами. — Чародей ты этакий!— ласково говорит он Прокопию Федорычу,— Всегда-то ты раскопаешь что-нибудь полезное! — У меня глаз хороший, Евгений Петрович—светло и сдержанно-гор деливо улыбается Прокопий Федорыч.— У меня, как в сказке: сезам, отво рись, или лампа Аладина... То ничего нет, хошь вешайся, и—внезапно осе- нение, волшебство... Тысяча и одна ночь, Евгений Петрович!.. Не выпуская бумажку из рук, ротмистр воодушевляется. Он взмахи вает ею, как победным трофеем, и выпрямляется на диване—сильный, све жий, радостный. — Это— нить... Тут такие узоры расписать можно! такие узоры!.. Прокопий Федорыч, мягко двигаясь по кабинету, берет стул, пододви гает его ближе к дивану и садится. — Ниточка, Евгений Петрович, крепконькая. Прямо шелковая. Но только— уговор, Евгений Петрович: я не согласен, чтоб эта старая шляпа вмешивалась в предприятие. Напутает, нагадит, а успехи себе припишет... — Эх, золотой мой!— весело вскипает ротмистр,— Полковнику на этот раз мы не дадим сливочек попробовать! не дадим!.. — Вот то-то... А то обидно: шевелишь мозгами, разрешаешь задачу, а тут приходят на готовенькое и все каштаны себе... Обидно! Ротмистр мгновенно тускнеет и хмурит брови. Но сердце отходчиво у ротмистра, брови разглаживаются, и в глазах, серых глазах снова радост ный, ласковый, неомрачимый блеск. VIII. Приходит день— и Никитин начинает чувствовать на себе вниматель ное беспокойство ротмистра. Чаще, чем это прЛтято в охранном, его вызы вают на допрос. И хоть и имеется в деле его четкая подпись под отказом да вать показания, его все-таки вызывают, ведут из одиночки пустынным тю ремным двором, через контору, на улицу, на волю, а затем через гулкий де ревянный мост в охранное. И хмурясь на назойливость охранки, он радост но вдыхает в себя душный и тягостный в былое время, но такой животво рящий и родной теперь пыльный дух улиц и медлит свои шаги между деревян ным, размеренным со звонкой пересыпью шпор шагом двух жандармов. В охранном его встречает любезный, издевающийся корректный рот мистр. Иногда здесь бывает полковник, который по-стариковски, раздра жаясь, уговаривает дать показание, «маленькое, ни к чему не обязывающее показание». Очень редко к этим двум присоединяется парикмахерски наряд ный, в виц-мундире без пылинки, в белоснежном белье, черноусый товарищ прокурора. Все они делают стойку на Никитина, выдерживают его, огоро шивают его неожиданными сообщениями и указаниями. Порою эти сообще ния ошеломляют Никитина, и он с трудом сохраняет внешнее спокойствие, внутренне содрогаясь и холодея от представления о значительной осведом ленности жандармов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2