Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
Нет. Опять крик грудного дитяти, жалобный, беспомощный. Так пла чут именно дети—крикнут, замолчат и опять крикнут. На земле, завернутый в лохмотья, лежал грудной младенец. И мать здесь, наверно, близко, опит голодным сном. Искать стал, обша рил всю пещеру. Небо зорилось. Нет матери. Я взял ребенка. Он, разбросав ноженками грязное тряпье, почти за стывал от холода. К себе прижал. Рассвело. Я шел с чужим ребенком, я догонял людей, от которых отстал. Ребенок перестал вдруг дышать—он умер. Его первое право, право на жизнь отняли люди и первая из них— мать. Я отошел на три шага от дороги, раскопал гальку руками насколько мог, положил в нее ребенка, прикрыл галькой же и, чтобы не растащили пти цы и невидимые звери пустыни, этот маленький холмик привалил большим камнем и пошел дальше. Отряд остановился около прииска Чумпазы. Прииск Чумпазы на речке того же имени, некогда принадлежавший богатым русским купцам Москвиным, теперь не разрабатывался и был забро шен лет восемь. Глинобитные стены трех корпусов сравнительно еще хорошо сохранились, но от окошек и дверей не сохранилось даже и следа. Эти за пустевшие здания служили остановкой для караванов, следующих в Манас, и прислуга каравана, вероятно, сожгла на кострах все деревянные части. Река Чумпазы, одна из омерзительных рек, когда-либо встречаемых мною, имела болотистые берега с бесвкусной, слишком сырой травой и низко рослыми, исковерканной формы, кустарниками, с илистым дном, которое все поднялось на поверхность от множества ног и копыт и замутило и без того солонцеватую, неприятную на вкус воду. Но все же эти здания дали приют на несколько часов больным людям, особенно пешим, и возможность, если не согреться от холодного ветра, то загородиться от него не одному десятку людей. Из уст в уста переходило приказание: три часа остановки и дальше в путь. Красные близко. Сотни человек похоронены за этот день ураганом пустыни. Бакич приказал облегчить повозки и посадить по возможности пеших и двинуться в путь. Безликое. Солнце встало. После приказания выступить, через четверть часа были запряжены повозки и оседланы лошади. И только пешие, наиболее легкие на под’ем, еще несколько медлили, чтобы приготовить на горячих углях из чая густой, как сусло, напиток, и быстро глотали его уже не для утоления жажды, а для заряжения сердца на длинный переход. Сердца, отравленные теином, бились сильнее, увереннее. Если бы у нас не было избытка чая, этого поистине спасительного на питка при громадных переходах и голодовках, народу умерло бы еще больше... Некоторое время мы двигались по северному склону Джаира, который в долине Мукуртая и к реке Чумпазы спускался небольшими холмами крас ной глины, переходили в брод в нескольких местах илистую речку Чумпазы-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2