Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

чувствовал— смотреть я не мог, как горячий суп катился в их желудок, ка­ кой он, этот суп, в сущности дрянной —без соли, цвета черных пенок. Со мной поделиться? Смешно и подумать: их собственная жизнь была им бесконечно дороже, чем моя, нищего человека, стоящего на общественной обозной лестнице на самой последней ступени... Попросить? Ответ— А дети? Лежа на спине, заложив руки за голову, на биваках я был совершенно один на всем земном шаре. Один. И я слушал этот мучительно интересный процесс еды других людей... Я видел открытые рты уснувших под караганом, позы их тел, освобож­ денных на некоторые часы, а может быть навсегда, от адской пляски и понял, что еще полчаса, и я подойду и лягу под эту лапу с черными и острыми когтями. От первой попытки меня удержали мои спутники— кто здесь лег, не зная, где остановка, тот никогда обоза не догонит. Если сегодня он отстанет на 10-15 верст, то завтра ему придется еде лать, но уже без нищенского пайка, не 40-45, а все 60 и т. д. Прогрессия понятная и убедительная, как всякая цифра. Я щупал в безнадежной дали глазами голову отряда, и всякий раз взор меня убеждал, что только до головы верст 10, а она все еще поднимает пыль, движется. Солнце катилось к западу. Прыгающие, изуродованные тени становились такими длинными, что концы их рассеивались где-то далеко среди серой гальки. Я еще раз посмотрел на солнце, еще раз увидел захлебнувшуюся в пыли голову обозов, выбрал куст, подошел, встал на колени. Какая тишина здесь, какой убаюкивающий ровный, как пение электрической машины, звук раз резанного сучьями ветра... ...Я уже спал... — Что вы! Не смейте ложиться! Вы не встанете! — Нет. Я хочу спать. Довольно. Я должен спать,— отвечал я заплетаю­ щимся языком. — Я спать вам не дам! Смотрите—женщины идут! Да, действительно впереди шли женщины. — А вы—мужчина... — •Нет, я не мужчина, я никто...— И я лег, я не мог тогда понять, зачем ко мне пристает, что хочет от меня человек, у которого каждая морщинка была забита пылью, отчего казалось, что вместо лица у него маска. Он схватил ворот моего полушубка, стал меня трясти— голова моя бессильно болталась— потом бить твердым, как камень, кулаком по спине, по груди, даже два раза пнул в живот и поставил на ноги. — Иди! И я опять пошел, но уже не так, как раньше, а каждой частью тела и засыпающей мыслью старался припомнить, кто мой оскорбитель. Вспомнил. Да. Этот человек может идти, не боясь отстать, если у него в ногах вставлены стальные пружины. Это было почти так... Я знал его раньше в Эмильской долине, несколь­ ко раз видел в пути. Один раз он шел по обратному направлению. На мой вопрос, куда он спешит, он ответил, что на остановке забыл кружку.