Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
Где-то был посеян ветер, и мы здесь жали бурю. Наслоилось одно несчастье на другое, одна беда на другую, и этот ура ган прибавил еще страдания. Весь путь от болота на реке Уш-Сюртэ до золотого прииска Чумпазы, у северных склонов хребта Джиар, расстоянием не больше 35-40 верст, о б о шелся нам не менее 55 верст потому, что дорога шла крутыми поворотами то вправо, то влево, обходя топкие места той же речки. Не итти, остановиться не было возможности— ураган дул е ровной, без удержной силой, точно толкал упругой рукой в спину, больно бил в затылок поднятыми с пути мелкими камнями. И люди © растрепанных одеждах, при плясывая, бежали за катившимися повозками. Здесь ураган казался какой-то злой одухотворенной силой, все стремле ние которой было выдуть из людей последний остаток надежд, физически измучить, пришить к земле и убить. Впереди меня он поднял изорванную юбку какой-то прыгающей женщи ны, показал ее наготу всем и бросил на колени на галешник. Она силилась подняться. Ей помогал мужчина. Мы пробежали мимо. Время пустынное нехотя выбрасывало минуты, как старые поломанные гроши, с брезгливой досадой отдавало нашему пути часы, и мы за каждую минуту и за все часы должны были еще расплачиваться слепой, бешенной пляской под хлыстом урагана. Во рту пересохло. Напиться можно было. Среди гальки в направлении нашего пути шла маленькая речка в топкой рамке осоки и низкорослого придавленного ку старника, временами исчезавшая в сухой земле, но до нее нужно было, с рис ком отстать о т отряда, добежать полверсты, с тем, чтобы возвратившись вновь захотеть пить. Я видел, как обессиленные, затрепанные ветром одиночки, с лицами, почерневшими о т холода, бессонной ночи и тяжелого перехода, подходили к высунувшимся, как черные лапы дьявола, кустам карагана, ложились и сра зу же засыпали. Пример для многих оказался заразительным— такие затишенные места стали выбирать пары, группы, и можно было видеть, как мгновенный сон за хватывал их в самых неожиданных позах. Может быть они умирали, может быть засыпали сном мертвых, во вре мя которого спящего можно толкать, бить, даже резать—он не услышит. Я продолжал бежать, но смутно начал понимать, что силы, всякие силы меня скоро покинут окончательно. Я хотел спать сном голодного человека... Мои спутники оказались выносливее меня, но не потому, что были здо ровее, а имели возможность каждый день обменивать на вещи конское мясо. У них дети. Это их защита и право. Они должны быть здоровыми для детей. Я же был бедняк. Кроме полушубка, котелка и ложки (нож украли), я обладал только еще самим собой, да и то неполностью (случай с сербом), а кроме того, эт о обладание начинало становиться непосильной тягостью. Я предпочел бы сам от себя освободиться, а вещам предоставить право самоопределения, но инстинкт жизни, казавшийся мне теперь самым подлейшим, был сильнее всего. На остановках как бы долго я ни варил свой ничтожный паек, есть его я кончал значительно раньше их и слышал, как они ели, как делились между собой, хотя и не жирными, но все же сочными кусками конины, слышал и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2