Сибирские огни, 1926, № 5 — 6
шагали с нами рядом. Больной с бледным истомленным лицом, привязав ве ревку к оглобле, тянулся за верблюдом, и жена его с младенцем на руках, подпрыгивая от каждого камня, шла сзади. Весь день шли, захватив на пути часть ночи. Пересекли в брод какую-то мелкую, но бурную речку, вероятно, один из притоков Ак-Су. Среди возгласов людей на переправе, скрипов множества колес о га лечное дно, я слышал вопль, вопль отчаянья и негодования с крыши здания, темнеющего справа от нашего пути. Кричал монах-монгол, не позволяя грабить проходящим неизвестным людям его монастырь. Не помогли ни приказания начальников, ни крики перепуганного мо наха— темные люди в темноте сделали свое дело, ускользнув от наказания, и монастырь пострадал с ’естными припасами и одеждой. С Узун-Булака все таким же спешным порядком под лучами яркою, в длинном пути, казалось, не сходящего с горизонта, солнца, отряд втиснулся в узкое ущелье Ашилы, в котором жуткая радио-телеграмма обещала нас сжать и кончить. Как люди быстро проголодались! От Эмильской стоянки прошли всего каких-нибудь сорок-пятьдесят верст, и я чувствовал голод, голод, голод... На сколько я брезгливо отнесся, когда вчера предусмотрительные люди делали запас из мягких 'частей павшей от неизвестной причины лошади, настолько сегодня яростно, как коршун-стервятник, бросился к конской туше, лежащей гнедым пятном на тусклом поле, рвал и резал куски окровавленной массы и прятал в мешок, оглядываясь, как вор, на быстро скользившие мимо меня обозы: каждая выходившая из-за уступа скалы бричка казалась мне последней. Я помню, как в этот же вечер кто-то с черными усами, в черном паль то просил у меня кусок мяса, просил поделиться, и я отказал. С куском мяса павшей лошади я отдавал ему часть моей жизни, теперь только мне од ному принадлежавшей жизни. Я отказал. Близ урочища Даль-Турген, среди пересеченной местности, со множе ством ручьев и карликовыми долинами, ночь весенняя, короткая, прошла терпким сном, как одна минута. Я открыл глаза, и мне показалось, что ночи не было, а один бесконечный день с яростным солнцем. День ушел в 30-ти верстный переход вдоль южного подножья хребта Уркашар, по. сухой гальке, накалившейся и резавшей ноги через дырявую обувь. Пить хотелось. Есть и пить. Больше пить. По слухам мы должны были остановиться и дневать в оазисе Кара-Булак. После пустынной местности, почва которой крепко отбивала ноги галькой, к пяти часам пришли к оазису, который на пространстве нескольких квадрат ных верст, едва поместивших кочующих людей, пересекался, точно нари сованными на ярко-зеленом фоне, маленькими, быстрыми холодными ручьями. Распрягли верблюда, сбросили вещи, поставили на огонь чайник. Не торопились— вечер целый, впереди ароматная ночь, день, еще ночь. Я разостлал полушубок, на нем разместил чайник, ножик и ложку. Лег на землю. Солнце заходившее, свист предвечерней осторожной птички, точно прислушивающейся к зову подруги, тихий плеск воды. Потом разделся, лег
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2