Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

тил испуганным и несколько изумленным взором больших карих глаз. Улыбнулся. — Почему долго не был? — Не знаю,— ответил я. — Лагерное «некогда». — Пожалуй и так, но скажите, Виктор Николаевич, почему сегодня днем я видел вас слепым, а сейчас вы зрячий? — Почему? — Садитесь,— он показал на койку рядом с собой,— об ’ясню. Многие называют меня чудаком, иногда умалишенным, иногда просто дураком. Мое правило: не мешать людям врать и хвастаться. Раньше— я пьяница, сладостра­ стник, нравственный кастрат, теперь—аскет. А что меня сделало таким? Боль­ шевизм. Вы знаете, что такое большевизм? Большевизм— это тайна русско­ го народа, которую многим из нас никогда не понять; это новая*земная ре­ лигия, за которой идут прежде всего глубокие низы общества, как наиболее чуткий элемент к новым стихийным, но рожденным требованиями эпохи, пси­ хическим движениям. Заметьте, как правило, что первые адепты новых религий— христиан­ ства, буддизма, магометанства— поднимались к своим учителям со дна. Пра­ вило, не знающее исключений, а если это так, то ко многим из нас это ’ новое' миропонимание докатится лишь только во втором поколении, ибо для новой религии человечества нам нужно изменить весь химический состав нашей крови. А вы думаете эта новая религия остановилась только на проповеди? Нет, чорт возьми, она сделалась государственной и создала новую породу людей с горящими глазами, которые не знают препятствий. Чорт, чорт, чорт! Современно феодальная христианская мораль пере­ вернулась вверх тормашками, и что было плюсом стало минусом, что было минусом стало плюсом, а, значит... Вы знаете, что значит? Логика класси ческих учебников, логика, которую мы привыкли считать, как основной кри- гериум... Вы знаете, что с ней случилось? Она запуталась в крепко сплетен­ ных сетях страшных противоречий... Большевизм бьет логику алогичностью, но, вы понимаете, все-таки та­ кой, которая тащит, хотя и насильно, за собой жизнь и даже... и даже делает ее. И вот удивительнее всего то, «что величайшая ложь иногда кажется вели­ чайшей правдой». У нас нет, вот, нет этой самой классической логики, мы, вот, начинаем терять ее стройную систему, у нас нет критики, а, следовательно, никакой реальной силы. Но... я на вершине дегенерации старого мира, и все это не для меня, я призван к другому. Вам кажется странным слышать слово «призван» от лагерного «ланцепупа»? Я призван, если не спасти мир, то открыть глаза человечеству, как раз у самого края пропасти, к которой оно катится. И силу этого откровения я нахожу в своей ненависти к большевизму. Почему ненавижу? Очень долго об’яснять. Скажу только одно,— он захватил голову руками и, опустив локти на колени, стал с мукой на липе раскачиваться.— Я так ненавижу их, что готов каждого распять и против распятого сидеть и «кушать ананасный ком­ пот»... Но для величайшего подвига, который мог совершить когда-нибудь че­ ловек, себя я готовлю. Убить страх, как один из самых низменных проявле­