Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

Груняшку как-то передернуло всю, ей стало.жарко—Скородумов уца- рил по самому больному месту. — Да, так жить...— начала она шопотом и осеклась. Василий Иваныч, не расслышав, спросил:—Что такое? Вы, кажется, что-то сказали? Повторите. — Ничего, я так... на свои мысли. Однажды, уже в мае, Груняшка встретила на улице Веру Филипповну, которую не видела со дня выхода из тюрьмы. Тогда, в тюрьме, «бабушка» была для нее единственным близким человеком— Вера Филипповна всегда ободряла ее и утешала, рассказывала о своей жизни, называла «сестренкой». Теперь, встретившись, она искренне обрадовалась и,- называя по-прежнему «сестренкой», начала расспрашивать. — Больная я была очень,— мялась Груняшка, краснея и пряча глаза,— сегодня, вот, только вышла. Работать не могла... Теперь, вот, примусь. — Да, у тебя, сестренка, вид неважный. Последнее это дело—болеть: по опыту знаю! Я тоже не могу похвалиться здоровьем— опять ревматизм привязался... И как на зло—в такое время, когда надо быть особенно здоро­ вой и сильной! Доктора на юг посылают, а разве это возможно? — Запустить— хуже будет. . — А я разве не знаю? Не могу же я бросить работы... всю жизнь ждала этих дней! И при том— как я поеду?.. А если в дороге отнимется рука, ноп~? Умирать в вагоне?.. Нет,, я уж лучше здесь... — Попутчиков найти или прислугу взять с собой. Вера Филипповна молодо рассмеялась: — Этого еще недоставало!.. Не годится, сестренка! Да и кто согласится ехать с больной старухой за тысячи верст? Думаешь— приятно? Груняшка вздрогнула, выпрямилась, ее бледное, прячущееся лицо за­ светилось. — Я поехала бы с вами! Если вздумаете— скажите... С радостью! XII. Маленькая, кривобокая избушка кряхтела, поскрипывала, трещала: на­ роду набилось—ни назад, ни вперед. В избушке, на дворе, на улице—ахи, расспросы, смешки, шепотки. — Видели? Ну, што? — Стриженая, в мужичьих сапогах, а пинжак из кожи. Умора! — Вошла эта она, бабоньки, в избу и лба не перекрестила. Грех-от какой, а? — Чать, подарков мно-ога привезла? — Смехота! Петьку, брата роднова, товаришим Комаровым называт. — Девкой приехала, али бабой? — Поди, спроси... — Бают, в камунистках состоит. В самой Москве была. — Мы ровесницы, а она, ковда молчит, старобразной глядит. — Ничо, сойдет! Люд заболотьинский у Марфиной избенки толкался до позднего вечера. Заходили в избу, совались в окна: разглядывали только что приехавшую Марфину дочь, здоровались, спрашивали, дивились. Тех, с которыми Марфа дружила, угощали настоящим чаем, леденцами и белыми сухарями. Петьке Груняшка подарила красную рубаху, матери— платок: Пегька сиял, вертелся,