Сибирские огни, 1926, № 5 — 6

Осталась у него. Первые две-три ночи спала на кухне. На четвертый день, вечером, пошли в кинематограф; потом, дома, ужинали и пили вино. Ва­ силий Иваныч начал приставать:— «Я, можно сказать, из петли вас вынул, а в результате— никакой благодарности... Меня еще в Заболотьи тянуло к вам. По моим делам и отношению— я ваш первый друг»... ...Уговорил, обошел. Места обещанного все не было. Прожила у него два месяца: не то— жена, не то— любовница, не то— прислуга... Жила, как в глухой угарной бане. XI. Груняшку и других, которые хорошо знали натуру Василия Иваныча и все его наклонности, такая перемена удивила, напугала, а Степанида Ермо- лаевна, квартирная хозяйка, так расстроилась, что в первое время хотела да­ же просить «оставить ее в покое». — Бес, бес в него вселился!— сокрушалась она на кухне или у себя ь комнатах, когда Василия Иваныча не было дома.—Весь образ человеческий потерял, взглянуть жутко! Спаси-сохрани нас грешных, владычица, пронеси беду мимо... Нет, мне такие не ко двору, пущай другие маютца. Необыкновенные приходили и проходили дни: что раньше казалось не­ возможным, немыслимым— делалось просто, средь бела дня; тряслось, сгорало, рушилось все, на чем века стояла жизнь; люди ошалели, охмелели и орали, как на пожаре в праздничный день— один на месте не мог усидеть ни одной минуты, другой с места не мог двинуться. Василий Иваныч, казалось, позабыл свои годы и все, чем жил и дышал, его кружило, вертело и бросало, как щепочку. — Время-то, время-то какое!— выкрикивал он часто как в бреду, кру­ тясь перед Груняшкой.— В самый ничтожный срок на такую головокружи­ тельную высоту можно взобраться, что даже подумать страшно... Дни-то ка­ кие настали, а? Мирового масштаба!.. У-у-фф! Даже дух захватывает! Его восторга, пожарной горячки, суетливости Груняшка не понимала н не разделяла. Разразившаяся гроза ее точно оглушила, пришибла— первое время она ничем не интересовалась, никуда не ходила, ничего не делала. Скородумов удивлялся, упрекал, возмущался: — Не понимаю... Категорически заявляю— я тебя не понимаю! Поду­ мать только: человек, между нами говоря, политический капиталец имеет, а в оборот его не пускает, под спудом держит! Ну, на что это похоже? Где здра­ вый смысл? Не понимаю! Ни в какие ворота не лезет!.. Сидит, хандрит, мор­ щится. Долго это будет продолжаться, позвольте вас спросить? Она уклонялась, отмалчивалась, отмахивалась; когда же, нахлестывая своими упреками, Скородумов задевал за живое, за больное—Груняшку на­ чинало трясти, она срывалась, вспыхивала: — Опять приставать? Отвяжись! Чего тебе нужно? Какое имеешь пра­ во? Не смей кричать—я больной человек!.. Василий Иваныч при таком обороте спешил переменить гнев на ми­ лость, извинялся, стараясь обратить все в шутку, делал попытки обнять ее. приласкать. • :— Ну, какая это болезнь... Просто— естественная история. Я очень нервный стал, ты прости меня великодушно,— и, самодовольно и покровитель­ ственно улыбаясь, начинал убеждать, что «все в порядке вещей», что она «не первая и не последняя»... нужно благодарить судьбу и беречь себя, потому что «ты вынашиваешь плод революционной эпохи».— Родится у нас сын и назо­ вем его именем какого-нибудь вождя, и будет он большим человеком, героем...