Сибирские огни, 1926, № 4

способны. Неспособные отмирают. Конечно, кое-кто разлагается, да ведь их живыми вырывают. Но то хорошо, что отгнившее-то у нас заменяется свежим. Погляди на молодежь. Побудь побольше с пионерами... Партия, как опытный садовник, одних взращивает, других вырываете корнем... Не все сразу... Пусть хутора, но мы научим крестьян коллективному хозяйству. Пусть водка, но мы изгоним алкоголь. Мы боремся везде, на каждом шагу... Разве мы что-нибудь замалчиваем? Деревенские ячейки слабы, но они развиваются, растут... Не знаю, как ты, а я прямо слышу, как земля, вся земля дрожит под шагами на­ ших рядов, как наши слова звучат во всем мире. Неужели ты хоть на секунду из-за деревьев перестала видеть лес! И не меня спрашивать надо, а самой рабо­ тать. Подними вопрос в комсомоле, запросите Холмищенскую ячейку; теперь тепло, лошадь можно взять у нас, в исполкоме; с’езди сама с Кимкой по во­ лостям, постарайся выяснить, как и чем комсомол может выполнить свои зада­ чи в деревне... В окно, в щель, где расходилась занавеска, вытянувшись пыльно свер­ кающей струной, ударил солнечный луч, осветил угол, заиграл в маленьком зеркальце. Зазвонил телефон, долго, тревожно. Коротенькие перерывы... И вновь усиленный, захлебывающийся трезвон. Игнатий Гаврилович заторопился. Медленно вернулся, сел на кровать, опустил голову. — Гнатик, что там? Что с тобой? — Отец умер... — Да не может быть! Так скоро! Что же это? — Я думаю, он хотел умереть... для этого уехал от нас... — Значит, сам... Ах, Игнатий, Игнатий... Я чувствовала... я это знала... Зачем ты его пустил! — Я не мог не пустить его... Я только отравил бы ему послепни? мину­ ты. Он стал бы отрицать все мои предположения, рассердился бы на меня и все- таки сделал бы по-своему... Нина тоже села на кровать, обхватив себя ниже колен. — Зачем ты, зачем, если знал, ну, предполагал— приходил ко мне? — Ты сама знала, говоришь. А потом и пришла ко мне сама... Ну, не смущайся. Ляг, усни. Нина покачала головой. — Какой сон! Как мы будем хоронить его, Игнатий? Он так много работал... — Похороним просто. Если бы он умер в Сенгилее—другое дело. Мерт­ вым только тогда нужно много времени уделять, когда это необходимо для живых. В Сенгилее похороны отца имели бы значение и, конечно, сплотили бы рабочий коллектив еще больше. Вспомнили бы всю его жизнь, высказались бы все, знавшие его. Была бы грустная радость, нужная, хорошая. А здесь я, что ли, буду о его заслугах распространяться? И боюсь, как бы торжественные похороны не обратились в торжественный, пустой трафарет, без сердцевины, только время отнимающий... Не люблю казенщины. Каюсь, я на многих тор­ жествах так себя чувствую, как окунь на песке... Да и некогда мне. Много жду от сегодняшнего пленума. Ну, Нинелька, постарайся заснуть. Я ухожу в боль­ ницу... Старик был хороший, свой... Я вижу, ты, Нинка, не понимала отца до самой глубины. Если бы он мог знать, как мы провели ночь, он не рассердился бы. Он был бы рад... Пока он хотел жить, он был жизнью... А если сделал то. что считал нужным, это хорошо... Я уважаю его.