Сибирские огни, 1926, № 4

занимайтесь гимнастикой, спортом, смотрите, чтобы ваши младшие сестры, дочери, все девочки были здоровы. Нинель вдруг прервала сама себя. — Это я так... вчерне. Завтра договорю. Я тебе постелила в спальне. Те­ перь, когда Гаврила Антоновича отвезли в больницу и тебе не нужно ночью к нему вставать, тебе незачем в коридоре спать. Там душно. — Я, кажется, не от этого спал в коридоре. Тебе удобней без меня. — Нисколько не удобней. — Да и мне, пожалуй, в коридоре удобней... Никого не беспокою. Нинель вскочила; глаза ее, сиявшие лукаво и нежно, стали гневными, кровь бросилась в лицо так сильно, что розовым приливом окрасились уши и лоб. — Где постлано, там и спи! Я больше перетаскивать кровать не буду и перестилать не буду и тебе не позволю. Что это значит? В чем дело? Игнатий Гаврилович протестовал смущенно: — Да я уж сказал в чем. И тут же добавил, оттеняя почтительно-насмешливым тоном горячность Нинель. — Велите ложиться в спальне, ляжем в спальне. Разделись молча. Нинель выключила электричество, решительно подо­ шла к кровати мужа, легла рядом с ним, порывисто обняла, поцеловала в щеку, в губы, в глаза. — Гнат, что такое? Почему ты какой-то чужой, странный. Как будто, ты разлюбил меня, как будто, уходишь от меня, правда? То, что казалось ИгНатию Гавриловичу правдой несколько часов тому назад, мгновенно и бесповоротно стало ложью. Не только не нужно было ни­ какой другой "женщины, но дорога и близка могла быть только одна, только Нинель. И какая непоправимая, какая ужасная ошибка совершилась бы, если бы он хоть на время, хоть несерьезно сошелся бы с какой-нибудь другой. Это надо заметить. Этого чувства страха перед ошибкой никогда не надо забывать. И, замирая от страсти,'беспорядочно возвращая поцелуи, он пробормотал: — Вздор... Что выдумала? Игнатий Гаврилович не выпускал Нину из рук, как потерянное и вновь найденное сокровище. Неожиданно она отодвинулась, постаралась освободиться. , — Нет, все-таки, скажи, почему ты ко мне не приходил? Был неласков. — Был неласков... не знаю, кажется, не был, а не приходил—я не знал, можно ли. — А ты бы спросил, глупый... — А ты должна была бы сама сказать... — А и вот и сказала.. Закряхтел и заворочался Кимка. Нинель вскочила, включила электриче­ ство. Немного погодя: — Гнатка, ты спишь? — Нет... ужасно хотел, а теперь совсем не хочу, ты весь сон прогнала. А что? — Нат, ты любишь Кимку? — Представь себе, что да... Я даже сам этому удивляюсь. Такой крохот­ ный комочек. А мысль о нем приходит в голову беспрестанно, и хочется смот­ реть на него и губами потрогать. Через него я как-то стал и на других детей обращать больше внимания и любить их больше.