Сибирские огни, 1926, № 4

ПОЛДЕНЬ ступным, особенным. В тесной компании совбарышни говорили: «К новому преду на козе не под’едешь». Боялись его. И все боялись. Звали безжалост­ ным, бесчеловечным за строгие выговоры по работе, за железный порядок, за то, как менял ближайших сотрудников, пока не подобрал подходящих. Прозвали «советская бор-машина». Три месяца усилий разбили эту стену (началось, конечно, с необыкно­ венно быстрой и аккуратной переписки). Хохотала сама! над собой, над тем, что он ей казался особенным, неприступным... Такой-то простяк! В разгово­ ре с секретарем комиссии по делам несовершеннолетних, Верочкой Шауман, уже звали его Игонька, Игнашка. И вот теперь опять... Холод, стена, непри­ ступность, несмотря на мягкий голос. Все на смарку. Чувство прежнего стра­ ха, прежнего почтения перед начальством. Взглянула на него, вставая. Мазюкает там что-то; даже губами шеве­ лит, как будто только что грамоте научился. О, урод противный. В самом деле воображает, что в него влюбиться можно серьезно... Но что же такое, однако, она сделала не так? В чем ошиблась? Но... ошиблась, ошиблась, ошиблась. Слезы потекли по щекам. Рыдание вырвалось—это, пожалуй, самое лучшее. Чуть-чуть взглянув, наморщился. — Ну, вот. Это уж напрасно. Идите к себе, успокойтесь. Я как-то не умею утешать. Начну, а у меня еще хуже заплачут. Я вам сказал все, что мог. «Негодяй. Еще представит, пожалуй, к увольнению—вычистит...». Когда принесла переписанный протокол, Игнатий Гаврилович молча кивнул указательным пальцем, где его положить. Лицо у него—осунувшееся, постаревшее, почти страдальческое. По привычке Иза скосила глаза на об­ ложку дела, которое Игнатий Гаврилович только что закрыл. Уловила— «секретно». «Ага! Уж не попался ли сам, голубчик. Вот бы!..». Дело—толстая тетрадь с вкладышами: донесения, переписка, жалобы крестьян... Председатель Холмищинского волисполкома Петуния, бывший то­ варищ по военной службе. Вместе сражались под Хвалынском, вместе шли в наступление на Колчака. Под Ишимом Петунина ранили, попал в плен, з а ­ хворал тифом. Из тифозной больницы бежал с незажившей раной, в одном белье. Пробился к своим. Был одно время военкомом полка. Удаль, вынос­ ливость, яркое горение будущим, вера в настоящее... А теперь?.. Нет сомнения в том,: что все донесения и соображения ГПУ верны. Игнатий Гаврилович с середины марта чувствовал уже, что в Холмищах дела обстоят плохо. Ощущение острой боли, острого гнева, чувство тоски, чув­ ство опасности, болотным духом вставшей кругом. «Петунин... такой слав­ ный товарищ. И как быстро свихнулся. Так непонятно. Отчего не пришел к своим, не поговорил откровенно, не боролся, не закричал громко: «товари­ щи, я погибаю...». Но терять времени нечего... нельзя». Игнатий Гаврилович взглянул на часы и позвонил в ГПУ, чтобы ему подали автомобиль в четыре с половиной часа. При выходе из уисполкома Игнатий Гаврилович столкнулся с заведую­ щим земельным уездным отделом стариком Лебедевым, крестьянином. — Ты, слышь, сегодня в Холмищи едешь, шоффер со мной на одном дворе живет—сейчас сказал; возьми меня до Притулова. — Сегодня, ведь, туда из уфинотдела поехали, они ведь шефы. — Шефы-то шефы... — Да что?