Сибирские огни, 1926, № 4
II . На улице весенняя одежда: клены в первых, розовых красках рожде ния, тополи в одуряющем, терпком аромате; каштаны уже выкинувшие меж ду лапчатыми твердыми листьями белые, с малиновым сердцем, вышки цве тов. Небо моется в голубых лужах; кивают в них помолодевшие дома с ярко блестящими стеклами. Солнце, солнце везде, дробится, блестит, темное кру жево кладет на тротуары, зажигает и гладит лошадиные крупы, погружает в сладкий сон взлохмаченные тела собак, из прудка устраивает расплавлен ное серебряное зеркало и нежит, нежит все живое. И даже желтые звезды одуванчиков, выскочившие на обочине из придорожной, смятой, скупой травки пахнут сладко и призывно... Пустяками кажутся три версты буль вара от дома до уисполкома. Жаль даже, что недалеко идти. Шаг веселит упругие ноги; грудь торопится выдыхнуть, чтобы пить, без конца пить весну; во всем теле чувство счастливого напряжения. Ветерок—свежее желанных поцелуев; от него приятно и томно кружится голова; рукам хочется крепко крепко кого-то обнять, прижать к груди в сильном разрешающем об’ятьи... Весна, весна! В тесно заставленных разнокалиберными стульями и столами, крепко прокуренных комнатах уисполкома (в каждой комнате со стены глядят всем знакомые, пронизывающие глаза) настроение круто меняется. Вместо не определенных, ласкающих мыслей куется в мозгу четкая цепь того, что нужно сделать как можно скорее, как можно точнее, как можно лучше. Неприятное и, вместе с тем, остро захватывающее ощущение прони зало Игнатия Гавриловича... В проходной комнате он увидел склоненную над пишущей машинкой черную голову с двумя пьянками-завитушками. на вис ках. Машинистка общего отдела Иза Михайловна Маурина. Почему Иза— чорт ее знает. Говорить правду, Игнатий Гаврилович почти уверен был, что она в исполкоме... Вот уже месяца три, как она льнет к нему, глядит на него влюбленными глазами, изыскивает всякие предлоги, чтобы проводить его до дому, норовит прикоснуться, передавая переписанные бумаги, то плечом, то коленом... ' Обтянутая черная юбка, блузка беленькая в прошивках и вставках. Руки обнажены до плеча; плечи «до печонок», как острит заведующий об щим отделом. Чулки так тонки, что Игнатий Гаврилович долго думал—ноги у Изы голые. Такое впечатление от всего этого наряда, что тело совсем не прикрыто. Пахнет дорогой пудрой, дорогими духами. В ушах длинные, почти до плеч, костяные серьги. Губы намазаны алой помадой густо-густо; в иных местах прямо по коже... Все это было противно, но как-то незаметно начало раздражать, воз буждать... Росло подсознательное чувство победителя. Чуть слышно, покорно (а глаза блеснули радостно, удовлетворенно): — Здравствуйте, товарищ Чернышев: — Зачем работаете в праздник? — Вчера не успела перестукать... было очень много работы. Ваш з а каз... Перепечатать протоколы Лощихинского сельсовета. •— Да, они мне завтра понадобятся. Не останавливаясь, прошел в свой кабинет. «Затворять дверь на ключ или не затворять? Чорт ее возьми, затворю». Целая груда анкет, исписанных всяческими чернилами, начиная от щеголеватых лиловых и кончая бледно-серыми, ржаво-желтыми.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2